Свет. Майкл Джон Гаррисон
href="#n_7" type="note">[7]
– Кто это? – переспросил Кэрни и проверил номер, по которому звонил. – Вы же не мобильник, – сказал он. – Это не мобильный номер. Кто вы?
На другом конце провода снова замолчали. Ему показалось, что он слышит далекое дыхание.
– Спрэйк?
Нет ответа. Он повесил трубку и спустился к платформам линии Виктория. Сделал пересадку в Грин-парке и еще одну, на Бейкер-стрит, держась примерного направления к центру, где надеялся расспросить обеденных выпивох из клуба «Лимфа» на Грик-стрит: одно из мест, куда могли просочиться новости о Спрэйке.
Сохо-сквер кишел шизофрениками. Плывя по течению заботы социальных служб вместе с грязными собачками и чемоданами, полными тряпья, они сбивались в стайки в местах вроде этого, где надеялись привлечь внимание оживленной толпы туристов и деловых людей. В центре парка женщина средних лет, с неопределимым акцентом, угнездилась на скамье рядом с поддельной тюдоровской хибарой и глазела вокруг с явным интересом, ни на кого в особенности не нацеленным. То и дело, закатив верхнюю губу, она издавала отрывистые неразборчивые звуки – короче слова, длиннее междометия. Когда Кэрни быстрым шагом появился со стороны Оксфорд-стрит, в глазах женщины откуда ни возьмись возникло ученое выражение и она принялась громко проповедовать сама себе на различные, не связанные между собой темы. Кэрни прошел было мимо, затем, движимый каким-то импульсом, обернулся.
Он услышал непонятные слова.
Тракт Кефаучи.
– Что это значит? – спросил он. – Что вы имеете в виду?
Ошибочно сочтя, что он оскорбился, женщина умолкла и уставилась себе под ноги. На ней были нацепленные в странном беспорядке одежки, пальто и кардиганы хорошего качества; на ногах – зеленые сапоги-веллингтоны, на руках – домашние вязаные митенки. В отличие от остальных обитателей парка, у нее не было при себе багажа. Лицо, выдубленное выхлопными газами, алкоголем и неустанно гулявшим вокруг Центр-пойнт ветром, казалось странно здоровым, почти деревенским. Наконец она встретилась с ним взглядом: глаза были бледно-голубые.
– Я вот думаю, вы не могли бы мне подать милостыню на стаканчик чаю? – спросила она.
– Я еще больше подам, – пообещал Кэрни, – вы только скажите, что вы имели в виду.
Она моргнула.
– Ждите здесь! – велел он.
Купил в ближайшем киоске три порции «завтраков на весь день», большой стакан латте и запихал все это в пакет. Когда он вернулся в Сохо-сквер, то нашел женщину на том же месте: она присела, моргая на слабом солнечном свету, время от времени поглядывая на прохожих, а основное внимание уделяла паре-тройке гулявших перед нею голубей. Кэрни протянул ей пакет.
– Теперь скажите, – попросил он, – что вы видите.
Она дружелюбно улыбнулась.
– Я ничего не вижу, – сказала она. – Я лекарство принимаю. Я его всегда принимаю.
Она приняла у него пакет, подержала некоторое время и вернула.
– Не хочу.
– Нет, хотите. –