Дорога к искуплению. Василий Григорьев
своих жертв. Бэрвин же предпочитал действовать иначе или, как он сам говорил, проще, он сначала убивал свою жертву и потом, не спеша, обыскивал труп.
Порой Чексиду даже, казалось, что его названный племянник слишком жесток, и зачастую неоправданно. То ли ему доставляло удовольствие, когда он кого-нибудь убивал, то ли ему было все равно, но уж точно угрызениями совести и какими-то переживаниями он не мучился. Гнолл не раз пытался вразумить его, но все было без толку. Бэрвин слушал его, кивал головой, но все равно продолжал убивать.
Не сказать, чтоб и сам Чексид был в этом отношении святым, на его руках было достаточно крови, ни в чем не повинных людей, эльфов и дворфов. Но все-таки если можно было обойтись без кровопролития, он именно так и поступал. А если и приходилось убивать, делал он это безо всякого удовольствия.
После смерти Рио, с того времени, когда вместо него с Чексидом, Фагнор стал посещать Бэрвин, дворф сильно изменился. Он стал более замкнутым, равнодушным ко всему, часто выказывал неожиданную и неоправданную агрессию. Чексиду, даже казалось, что он вообще уже неспособен к каким-либо проявлениям эмоций, он все делал с каменным равнодушным лицом, застывшим взглядом и кривой ухмылкой на лице.
Порой Чексид даже, не то, что бы побаивался своего, так называемого племянника, но, не зная чего от него ожидать, старался держаться с ним осторожно в особенно напряженные моменты. Такой момент был и сейчас.
– Что значат эти руны? – нарушил повисшую тишину Бэрвин.
– Вероятно, название клана или рода, не зря же камень называют родовым, – как можно спокойнее ответил Чексид. – Точнее сказать не могу. Руны дворфийские, я их языка не знаю.
– Тогда что такое Эген-фер-рос? – по слогам прочитал дворф.
– Горы на юге. Южный кряж. Эгенферрос, так, на свой манер, его называют дворфы, – ответил, облегченно выдохнув гнолл, похоже, Бэрвин был в норме.
– Я должен побывать там, – твердо сказал дворф.
– Может не стоит, – осторожно возразил Чексид. – Зачем ворошить прошлое? Твоего отца этим не вернешь.
– Какого именно отца? – Бэрвин, сделав ударение на втором слове, подозрительно покосился на Чексида. – Мой отец, Риордан Хэддинг, другого мне не нужно. Но в те горы я наведаюсь. Просто покажешь мне на карте, где это. Я сам туда доберусь.
– Мы подумаем, как быть, – после небольшой паузы, кивнул гнолл. – Вместе.
Они еще задержались ненадолго в жилище Фландина Буяна, тщательно обыскав его, но обыскивать, то особо было нечего и времени это много не заняло. Через час они уже вернулись в лагерь банды, где их дожидались подельники.
День был теплый. Яркое весеннее солнце сегодня припекало вовсю. Снег таял, журчали ручьи, птицы чирикая, перепархивали с ветку на ветку, вили гнезда. Здесь весна была настоящей, а не жалким подобием, как в северной земле Трит. Бэрвин вдруг почувствовал, что стал бесконечно далек, от той северной земли, от родной Жеринки, от родного дома. Интуиция ему подсказывала, что туда он уже никогда не вернется, даже если захочет. А он и не хотел.