Ледобой. Азамат Козаев
Скорее всего, и до осенних свадеб дело не дойдет. Не успеть. Потому играли свадьбы, не дожидаясь урочного времени. Князь еще и старейшин подгонял. Дескать, не откладывай жизнь на потом, живи теперь.
Кто-то из дружинных женился, но кто именно, Безрод не знал. Да и знать не хотел. Только вчера встал на ноги и по-прежнему сторонился всех. Отлежался несколько дней, и, едва смог ходить, стал пропадать на заднем дворе. В душе кошки скребли. Сначала на закат грешил, такой багряный, что глаза резало. Багровое знамение грозило в скором времени обернуться большой кровью, но Безрод махнул на примету рукой. Не иначе кровь еще из глаз не ушла, вот и видится мир в красном свете. День и ночь дал Отвада дружинным на свадьбу. Маловато, конечно, и на том пусть благодарят. Женатые по семьям соскучились, однако ни жену приласкать, ни детей потетешкать сил теперь не оставалось. Безрод ухмыльнулся. Силы всегда только на дурость находятся, как бы ввосьмером одному кости посчитать. Отвада суров. Жен отослал в глубь стороны, в леса, чтобы не отбирали у воев последние силы. На последние силы боец должен покрепче взять меч – и уйти в битву, спокоен за семейство.
За амбаром, там, где открывался вид на всю губу, и нашел Безрода Стюжень. Присел рядом, спокойный, степенный, каким и должен быть верховный ворожец. Негоже ему быстро бегать, часто говорить, суетиться. Молча взглянул на море, на багровую солнечную дорожку, тяжело вздохнул.
– Полуночник идет. Завтра будет. – Безрод заговорил первый. Стюжень вздрогнул.
– Откуда знаешь?
– Гляжу вот на море, и мерещатся следы крови на снегу. Снег рано падет.
– Да, раненько в этом году.
– А почему я с восьмерыми устоял, знаешь?
– А то как же! Дурак потому что!
– Не без того. Но пока не узнаю, что было в бане, когда ты надо мной ворожил, не уйду. Кто был тот парень?
– Ну-у, жить тебе, Сивый, вечно! – Стюжень улыбнулся.
Не хочет старик говорить, и не надо в душу лезть. Чужая душа потемки, кто знает, что прячет верховный ворожец? А у самого лучше, что ли? Когда били, в душе что-то страшное во весь рост поднялось, пробовало наружу вылезти, едва сдержался. Еще бы чуть-чуть… На мгновение так нутро охолонуло, и без тех восьмерых едва не помер. Уж как душу запахнул, про то отдельный сказ.
– Поди, разгадал уже княжью задумку? Почему в живых держит?
Безрод кивнул, разжевал стебелек мурмурки, горький, терпкий. Теперь свою погибель ясно видел. И на том спасибо, что доведется от меча помереть, не от удавки.
– Ты, главное, седмицу продержись, я того, четвертого, с покалеченной рукой, разговорю.
– Поздно. Ни к чему теперь.
– Имя очистить никогда не поздно.
– Хочешь помочь – помоги. Живет в гончарном конце у Жичихи Тычок-старичок. Добрый малый. Не дай пропасть, как уйдут полуночники.
Стюжень заглянул в глаза, но Безрод лишь отвернулся. Нельзя давать людям пить обреченность из твоих глаз. Это как мертвая вода – сам пей, а другим не давай.
– Ты должен выстоять.
– Я никому не должен.
Сивый