Ледобой. Азамат Козаев
и несколько раз яро пнул дерево, будто человека. Прошипел, чтобы все слышали:
– Получи, соглядатай полуночный! У-у-ф, полегчало!
И за руки отвернул всех обратно на поляну. Мол, время не ждет, враг на носу, а безродина свое получил.
Вечером, перед самым заходом солнца, в ту закатную пору, когда последние лучики растекаются по земле, Безрод встал на свое место в дверях. Уже не держался руками за створ, сложил их на груди. И тотчас получил сапогом в грудь. Потом еще одним. И еще. Восемь дружинных вышли на середину избы, обозленные до предела, если только была середина в избе, сплошь заставленной ложами. Коряга, Дергунь, Взмет – млечи, Торопь, Шкура – соловеи, Гривач, Остряжь, Лякоть – бояны. Глаза горели у всех восьмерых. Надоел смертник пуще неволи, и без того зажился на белом свете. Будто сговорились.
– Полно бока отлеживать, гадина полуночная. Завтра на поляну выйдешь. Сам не выйдешь – силком поставим.
Безрод молча кивнул и ушел в свой угол. Завтра, так завтра.
Утром на бегу троих обогнал. Одного вплавь. Есть не стал. Наоборот, ушел на задний двор да желудок очистил. И отдыхать не стал. Завернул в тряпицу обед – хлебец, миску каши, ушел на поляну и отдал старому дубу. Присел в корни и о чем-то долго говорил со стариком, прижавшись макушкой к стволу. Не хотел спать, а все же сморил сон. Сладкий сон с запахом дубовой коры.
Безрода разбудили голоса. Ухари орали, смеялись, кого-то поносили, обвиняли в трусости. Дескать, мирных поселян резать – это одно дело, а встать против дружинного – на это нужна подлинная смелость. Сивый не стал спешить. Получилось бы, словно нашкодивший отрок бежит на очи разгневанного наставника. Лишь положение переменил, зашуршал листьями. Голоса мигом смолкли, и раздался топот ног. Вои подбежали и остолбенели. Спит, рвань дерюжная, почивать изволит. Как будто из важных дел осталось только выспаться под старым дубом и день проводить! Уму непостижимое спокойствие. Словно не было вечером разговора. Лякоть пнул смертника мыском сапога под ребра. Зашипел:
– Вставай, безродина! Вчерашнее помнишь?
Безрод открыл глаза. Хотел было зевнуть да передумал. Никогда в людях не зевал и нынче не будет. Отвечать не стал, просто кивнул. Притворяться сладко спящим без толку. С какого бы просонья ни подскочил, а глаз никогда не бывал заспан! Всегда холоден и остер. Сколько раз пробовал спящим притвориться – парни на заставе не верили. Шутили, смеялись, по плечам хлопали. Дескать, пустое, даже не пытайся. Сивый встал, прижался к старому дубу щекой.
Поглазеть на представление сбежались едва не все дружинные. Отвада встал в самой середке, а вои расчистили место, как будто еще одно судилище подготовили. А так и есть. Сейчас князь громогласно объявит: «Предать полночного лазутчика смерти!» – и все. Восемь здоровяков почешут кулаки – и на сук стервеца.
– Ну, чего встали? – Отвада весело захлопал в ладоши. – Время не ждет! За дело принимайтесь! Или шутов на потребу ждете? Один есть, и хватит!
Коряга,