Зимовьё на Гилюе. Сергей Шаманов
за моими манипуляциями, скептически вздохнул и покачал головой:
– Хорошо хоть не оттяпала… по локоть.
Я с навернувшимися на глаза слезами остужал горячий, истекающий кровью палец в реке, а старый таёжник методично грёб вёслами, не зная, то ли смеяться надо мной, то ли сочувствовать.
На зимовье дед Илья обработал мне палец зелёнкой и крепко перевязал бинтом.
Глава VII
«Не хочу расставаться с тайгой»
Вторую сеть мы поставили в отбойнике. Отбойник – это искусственный перекат, сооружаемый на месте природного для большей эффективности рыбалки. Отбойник мы делали вдвоём с Максом, а дед Илья руководил.
Выбрав подходящий перекат, с тихой, не сильно глубокой ямой за ним, мы вбили в каменистое дно несколько толстых ивовых кольев, так что ряд этих кольев тянулся перпендикулярно течению, подтащили разбросанный по берегу топляк – белые тяжёлые, пропитанные водой и песком брёвна – и накидали их поперёк кольев. Между толстыми брёвнами просунули хлысты потоньше. Под загородку набросали крупных камней. У нас получился рукотворный гибрид переката и залома. Сверху бурлили и клокотали речные волны, а снизу была неглубокая тихая яма, простирающаяся по реке на несколько десятков метров. К дальнему краю отбойника, где подплыв на лодке, а где забредя до верхнего края болотников, мы привязали сеть с мелкой двадцатипятимиллиметровой ячеёй и пустили её параллельно берегу по границе водосбоя.
Яму сразу облюбовали хариусы. Мы проверяли сеть каждый час и вынимали из неё по пять-шесть небольших, размером со средний охотничий нож, серебристых рыбёшек, остро пахнущих свежим надрезанным огурцом. А тех хариусов, которые не хотели идти в сеть, ловили удочками. На наших удочках было по два крючка: один крючок был с короедом и находился под водой, а на другом – искусственная мушка, которой мы играли, имитируя движения комара, летящего над рекой и слегка касающегося речной глади. Поскольку была ранняя весна и летающих насекомых ещё не было, хариус охотнее брал на короеда, чем на мушку, чувствуя в ней подвох. Пойманных хариусов мы сразу потрошили и солили в алюминиевой кастрюле, принесённой с зимовья. Удочки, крючки и короеды у нас троих были одинаковые, но за то время, которое мы с Максом тратили на поимку одного хариуса, дед Илья успевал выудить пять. Почему так происходило, мы не понимали.
За работой и рыбалкой день пролетел незаметно. В сумерках мы развели там же, на косе, возле отбойника, костёр, повесили над ним котелок, подтащили к нему толстые брёвна и, усевшись на них, принялись есть малосольных хариусов с чёрным хлебом. Мясо у хариусов было настолько нежное, что его можно было не жевать, оно само таяло во рту. Мы с Максом ели жадно, с удовольствием, а дед Илья почистил две рыбки, медленно посмаковал их и принялся за чай. Чай был вкусный: сладкий и крепкий, из крупного индийского листа; от кружек пахло горьковатым дымом весеннего гилюйского костра.
Где-то над нами в чёрном небе шёл в Якутию большой косяк гусей. Птицы громко нестройно гоготали. От этого далёкого