Падение с яблони. Александр Алексеев
Дешевенко.
В перерыве мы повесили свое произведение на доску объявлений. И стали наблюдать, как такие же бездельники скалят зубы.
Короче, сущий пустяк. Обычная шалость от скуки. Но каковы последствия!
Недолго довелось нам тешиться этой забавой. Проходивший мимо мастер сорвал листок и снес его в учительскую. И я был вызван туда немедленно. Будто под рисунком стояла моя подпись.
– Это твоя работа?! – заорал на меня Александр Петрович.
Я принялся отпираться. Но это было все равно что читать про себя молитву. Мой почерк был уже известен. Стенгазеты и санбюллетени, которые я так прилежно и бескорыстно оформлял для бурсы, вышли мне боком.
– Это ты! Больше некому, – заключил завуч Федор Петрович.
И посмотрел так, будто поймал меня за руку в своем кармане.
Я понял, что сопротивление бесполезно и наивно сказал:
– Ну я… А что здесь такого?
– Ага, признался! – почему-то завопил Александр Петрович.
И зашел мне за спину. И я бы не удивился, если бы он впился зубами мне в шею. Все, кто был в учительской, столпились передо мной. А я стал чувствовать себя беспомощным зверьком, попавшим в западню.
– Ты соображаешь, бестолочь, что может означать твое художество?! – начал завуч. – Это же пропаганда против Советской власти! Ты хочешь сказать, что среди нас живут такие люди? Ты это хочешь сказать?
– Ничего я не хочу сказать…
– Молчи! – рявкнул Александр Петрович.
– Да знаете ли вы, Соболевский, – вмешался учитель физики Брехлов, – что такие вот художники – горе-художники! – подрывают авторитет училища! Давай теперь распишем, разрисуем все стены разной гадостью! На что это будет похоже? На храм науки или на сортир?.. А? Что молчишь?
– На сортир, конечно, – сказал я.
– Молчи! – опять рявкнул Александр Петрович.
– Не-ет, уж пусть говорит! – просиял Брехлов. – А мы послушаем деятеля, который умышленно превращает советское учебное заведение в сортир!
Брехлов частенько подменял в работе завуча, когда тот заболевал или запивал, как упорно доносили слухи. И поэтому считал своей обязанностью совать нос во все дыры.
Я втянул голову в плечи и приготовился к глухой обороне.
– Отвечай, когда тебя спрашивают! – гаркнул мне в ухо Александр Петрович.
Убедившись, что все сказанное мной используется против меня, я упорно молчал. Молчал и косился на Брехлова. Он почему-то стал напоминать мне нарисованного мной маньяка. Такой же лысый, широкомордый, с вытаращенными глазами. Разница лишь в том, что Геннадий Васильевич всегда тщательно выбрит и при галстуке. Мой же красавец расхлестан, с недельной щетиной и с волосатой грудью. Впрочем, у Брехлова грудь вполне могла оказаться такой же волосатой.
Но не успел я получить удовольствие от этого сравнения, как Александр Петрович загнул такое, что я чуть не упал.
– Говори, кто поручил тебе это нарисовать? С кем ты связан? Ну?!
На шутку это было не похоже. Морды у всех были настолько серьезные,