Падение с яблони. Александр Алексеев
что слушать ее неинтересно, что все дуреют от безделья. Я же, чтобы не сдуреть окончательно, решил поупражняться рисованием, поскольку мне надо набивать руку для изготовления стенгазет и санбюллетеней.
Федор Петрович прочитал и очень странно осмотрел меня. Ничего хорошего в его взгляде я не увидел. Потом он коротко сказал:
– Уйди с глаз!
В группе за меня здорово переволновались. Особенно Дешевый. Испугался, что я выдам его как соучастника. Однако я вернулся героем из стана врагов. Я вернулся на коне. И сам чувствовал себя победителем в тяжелой борьбе со скукой.
6. Мастачка
10 февраля. Среда.
У нас новый мастер. Женщина! С ума сойти. Мастачка! Сегодня предстала она перед нами, высокая и полная, в полтора Александра Петровича, надменная и рыжая, с детскими конопуш-ками. С первых же ее слов стало ясно, что перед тем, как принять нас, она имела долгую беседу с предшественником.
– Меня зовут Дина Ивановна Бугрова, – сказала она и уподобилась настоящему бугру. – Я буду вашим мастером. До конца ваших дней. Ваших дней в этом училище. Понятно? Вот и хорошо. Теперь вы всегда будете меня понимать. И у нас не будет никаких недоразумений. Я не привыкла много разговаривать.
И она нахмурила огненные брови.
Прическа ее тоже напоминала бугор. Рыжие волосы свивались мудреным калачом на темечке. А рыжие маленькие ушки совсем терялись за круглым, как сковородка, лицом. Так что, если бы за ее затылком развернуть желтый веер, она бы точно превратилась в подсолнух с двумя точками коричневых глаз, которые можно было вполне принять за шмелей.
После короткого зрительного изучения состоялось поименное знакомство. Она зачитала все фамилии из журнала с таким видом, будто хотела кого-то среди нас разыскать. И, не найдя, подняла всех и одним большим стадом погнала на завод.
При Александре Петровиче таких маршей не было.
Особого восторга это рыжее явление в группе не вызвало. Но, думаю, хуже не будет. В конце концов, она – женщина.
7. Мастачка и мы
1 марта. Понедельник.
За три недели мы хорошо познакомились с нашей мастачкой.
Дина Ивановна. Настоящего имени тебе еще не придумано!..
Александр Петрович стал для нас далеким светлым воспоминанием. Он не любил нас – это правда. Но хоть сам переживал. И, ругаясь, всегда кипел. Эта спокойна. Женщина-гранит. Все глухо в ней, бровь не шевельнется, когда ругает нас последними словами. Лик надменен, взгляд леденит – чистая императрица.
Наша группа при ней очень быстро разделилась на две части – хорошую и плохую. В первую вошли девчонки, сразу ставшие осведомительницами, Менделеев, Морошкин, Тарасенко – потому что отличники, Стародубов – тупица, Буркалов – подхалим, Чернобаев – тихий угодник, Шматко – безъязыкий исполнитель. И почему-то Дешевенко. Во вторую попали конченые бездельники и разгильдяи типа Зайкина и Орлова, упрямые тихони Курманов и Горшков, бабник Северский, вечно недовольный Сопилкин и, опять-таки