Виола. Артём Соломонов

      – Согласен! Кроме того, воспеваемый вами цветок напомнил мне о моей любви… – Салманский вдруг быстро наклонился и поднял что-то с земли – будто какая-то вещица, тускло блеснувшая под скамейкой, вдруг привлекла его внимание.

      – Должно быть, у вас есть девушка?! – спросил Соловьёв.

      – Была, – мрачно ответил Салманский, смотря куда-то вдаль потухшим взглядом.

      – Что с вами?! – в недоумении начал расспрашивать собеседник, – вы будто в глаза Смерти заглянули.

      – А почему бы и нет! – не то с болезненной иронией, не то с предельным отчаянием отвечал юноша, сжимая в кулаке небольшую горсть песка, который медленно струился сквозь его пальцы, – во всяком случае я бы уже находился в сырой земле, а не в том аду, где пребываю теперь. Ибо прах ты, и в прах возвратишься.

      – Рассказывайте…

      – Хм… Вы действительно хотите услышать этот бред влюблённого?

      – Да.

      – Что ж, хорошо. Я жил в обычной маленькой провинции… среди рабочих, чья жизнь не отличалась утончённостью. Да я и сам был довольно грубым и невежественным, даже и говорил не всегда грамотно. Поэтому мне приходилось ловить на себе презрительные взгляды, а некоторые люди откровенно выказывали неприязнь. Однако внутри меня было что-то, что выдавало мою сущность. Должно быть, моя тяга к знаниям и желание выбраться из рутины, в которой я был заключён, как в тюрьме, как в старом монохромном фильме. И по мере того, как эта жажда познания росла, речь моя становилась правильнее и выразительнее. Но сам бы я с этим не справился, мне помогла одна девушка.

      Её звали Нелли, это была миниатюрная девушка с огромными янтарными глазами, такая хрупкая, что ей нельзя было дать больше четырнадцати или пятнадцати. Помнится, я встретил её впервые в Крыму, стоящую на пирсе и обласканную южным солнцем. Она была в лёгком золотистом платьице, лучи догорающего дня кокетливо скользили по её смуглым плечам, а длинные волосы искрами развевались на фоне утихающего зелёного моря. Она долго вглядывалась куда-то вдаль. Не знаю, должно быть, думала о чём-то, хотела побыть наедине с собой…

      Я полюбил её бесповоротно! Полюбил её взгляд, её пухловатые губы, аромат волос, от которых исходил столь дорогой для меня запах духов и сами эти цветы – фиалки! Бывало, кто-нибудь из нас договаривал фразу другого или вовсе срывал, что называется, с языка. Мы тянулись к друг другу так пылко, точно те самые половинки, если хотите, разводные мосты, которым суждено было соединиться.

      Однако этого не случилось. Её религиозные, или, вернее сказать, псевдорелигиозные родители были против наших встреч. В общем, как это часто бывает, нас разлучили.

      А потом случилось непоправимое, то, что до сих пор омрачает моё существование… она умерла. Как мне