Иконников. Виктор Капустин
о горах, местных обычаях и о тётушке, которая живёт почти в облаках. Я сделал большое усилие, чтобы поверить в это, зато без всякого усилия написал два полотна: одно – с изображением дворика Цдзянов, а другое – пейзаж с горой, похожей на гору Saint-Victoire[4].
А тем временем мой дорогой Учитель не перестаёт удивлять меня. Нынче он продолжил оттачивать все те же упражнения из серии «Ю».
Я подошёл к нему, когда он стоял ко мне спиной. Меня поразил его высокий рост: оказывается, он стоял и покачивался на деревянных колодках. Спина и лопатки его были покрыты, как оспой, вмятинами от «стрел». На правой его руке имелась повязка – видно, свежесделанный порез, покрытый марлей. Учитель назначил себе перерыв, расхаживал по кругу и молчал. Я воспользовался этим.
– Учитель, – сказал я, – я не выношу крови, при виде её у меня начинает зудеть кожа и кружится голова. Мне кажется, гораздо больше по душе увидеть то, как вы медитируете.
– Для этого надо встать в 4–5 часов утра.
– Гм… – сказал я, ероша волосы, – я не знаток трансцедентальных тайн, и всё-таки у всяких правил бывают исключения. Нельзя ли поступить как бы противу правил… достичь небес как бы в два прыжка…
– В два прыжка? Это зависит не от нас… Впрочем, мне это напоминает добрый трюк, как некто Х, по словам Y, перепрыгивал пропасть в два прыжка. Не получится, – он задумался.
Я, несколько внутренне пристыженный, быть может, неуместностью вопроса, отошёл в сторону. Надо сказать, что, как мне показалось, мой Учитель был слегка не в духе, и я поспешил ретироваться.
9-го августа
Ого! У моего Цдзяна этажом выше завелась родственница. «Этажом выше» – это высоко в горах. Эта та самая тётушка Цдзяна, о которой мне без конца рассказывала Катя и которая в их отсутствие хозяйничала здесь. Нынче откуда ни возьмись, как снег на голову, она свалилась к нам. Так в горах к нашим ногам иногда скатывается камень, ноздреватый, почернелый от времени и в пыли. Это высокая, сморщенная, но не дряхлая старуха, которой лет сто. В руках её толстая и тяжёлая палка, она её держит наготове, как будто это ружьё, которым она отгоняет время… старуха от времени потемнела, но, похоже, её разум не помутнел: на какую-то мою игривую фразу она отреагировала мгновенно и посмотрела так, что у меня пропала всякая охота остроумничать с ней. Она не церемонилась с Цдзяном, усадила его напротив себя и полчаса ему что-то внушала. Цдзян сидел, как ученик перед учителем, и молчал, по всему было видно, что она много значит для него. Разговор, очевидно, коснулся и меня. Старуха иногда поглядывала на меня, как на летучего мышонка, потерявшего ориентир, а я, разумеется, – на неё, как на неизвестный минерал, а ещё точней, как на мираж, который возник в «чертоге снегов» лет сто назад и до сих пор не покинул землю…
Наконец грозная старуха Изергиль распрямилась во весь свой громадный рост, ухватилась за клюку и стала собираться в обратный путь. Цдзян взялся проводить её до перевала.
Разумеется, старуха приходила не посмотреть на меня
Святой Виктории (фр.).