Иконников. Виктор Капустин
сто тысяч ведьм. Казалось, что вокруг него сновали в неисчислимом количестве голов и хвостов демоны. Он их ловил, отламывал[5] хвосты и сворачивал головы. Разумеется, эти «хвосты и головы» были всё те же остроконечные предметы. Он их гнул, выравнивал, затем снова гнул и снова выравнивал, затем, что называется, изгибал в бараний рог и бросал на землю. Казалось, он бы без труда разорвал подкову. «Зачем ему это?» – как током высокой частоты проносилось в голове. И всё-таки я с восхищением следил за ним. Цдзян демонстрировал великолепное владение своим телом и поистине геркулесову силу. Его тонкие и прозрачные, как свечи, пальцы творили чудеса. Казалось, вокруг него не было ни одного металлического предмета, который так или иначе не побывал в его руках.
Вот он покончил с крупными предметами и перешёл на мелкие. Затем из колчана вытряхнул дюжину гвоздей длиной не менее 200 мм, схватил два, как будто они были раскалены на огне, и через минуту они повисли у меня на пальце, связанные между собой узлом, как две верёвки. Я на лету подхватил их и положил себе в карман[6].
Как я уже сказал, я не мог скрыть восхищения, следя за Цдзяном, однако уже через минуту он разочаровал меня. Когда острием меча он начал прикладываться к горлу, а рукоятью крепко упёрся в дерево, так что отлетела кора, я понял – будет изгибать. Мне стало дурно… Я сейчас же покинул его.
«Зачем ему это? – недоумевал я. – Кажется, он в своём ламаистском экстазе перещеголял самого себя и стал действительно похож на циркового клоуна. И, кажется, он кого-то хочет поразить? Уж не меня ли? Нет, это никак не вяжется с обликом Цдзяна». И всё же странное подозрение затаилось в моей душе. Так, размахивая руками и размышляя, я расхаживал по саду. «Но если так пойдёт, – размышлял я, – в следующий раз он подведёт меня к пропасти и станет уверять, что нет ничего лучше для мужчины, чем хоть раз в жизни перепрыгнуть пропасть, и станет перепрыгивать её. И, верно, с первого раза промахнётся и „станет её перепрыгивать дважды“… – Довольно!»
Сегодня выдался великолепный день. Изнурительный суховей, я бы сказал – сухостой, переменился на северный ветер. От этого вершины гор приобрели как бы более чёткие очертания и стали звучать наподобие хрусталя. Мы с Учителем сидели под чинарой и читали. Он – в своих неизменных парусиновых шортах, я – слегка кутаясь в козью кацавейку. Подле моей правой руки лежала соломенная шляпа, наполненная доверху красной алычой. Я брал, не глядя, ягоду за ягодой, а косточки выплёвывал себе под ноги. Мой Учитель заметил это и сказал:
– Из человеческих отправлений есть две замечательные вещи – это моча и слюна. Никогда не выплёвывайте ничего изо рта.
Это не значит, что косточки вы должны съесть, – заметив моё недоумение, сказал он, – но сложить их в коробочку, пересчитать обязаны, с тем чтобы весной или осенью предать земле.
Разумеется, это было сказано в дружеском тоне и без тени наставления. Мне даже в голову не могло прийти обидеться – тем более он, быть может, пошутил. Но по моим
Тибетец суеверен. Ни одно небо мира не кишит таким разнообразием злых духов, демонов, колдунов и проч. – может, оно поэтому так и притягательно. Демон по-тибетски – это не «гордый дух изгнанья» в нашем понимании, это нечто среднее между головастиками, колючим кустарником и теми формами, какие только может нарисовать ваше воображение. Отсылаю Вас к замечательным книгам А. Давид-Неэль.
Теперь в Москве эти два гвоздя – предмет восхищения моих друзей, они висят на самом видном месте. Я их назвал «мёртвая петля Цдзяна».