Сказки Белой Горы. Часть II. Александр Сергеевич Глухов
подобные экземпляры часа на полтора занимали место у заветного окошка…
Среди очередной пятерки, допущенной к проникновению в торговый храм, оказалось четверо членов жюри и Демьян Зажиточный, до мелочей напоминающий своего кремлёвского прототипа, сжегшего когда-то в бочке тело Фанни Каплан.
Пока молодой, сомнительный инвалид цветущего вида, под два метра ростом отовари вался на сорок три тысячи, у пятерки счастливцев оказался целый час в запасе, который они даром не потратили. Зажиточный рассказал слезливую историю о своём детстве с пьющими родителями, не отдавшими его в музыкальную школу, не глядя на идеальный слух.
– А он у тебя точно идеальный? – Кучак с большим сомнением поскрёб подбородок.
– Что ты, за восемь метров слышу, как таракан ползёт. Да что там, ночью отчётливо разбираю, как на той стороне барака шепчутся.
– Это у тебя не музыкальный, а шпионский, или шпиковский слух.
– Говорят тебе – к музыке так и тянет, мелодии разные вьются в голове. Одно жалко – записать не могу, грамотой, так сказать, не владею, нотной, я имею в виду, зато словами подбираю мелодию и запоминаю.
Псевдоинвалид у окошка заслушался и прохлопал ушами обман продавщицы, которая его «нагрела» под шумок тысячи на полторы.
Демьян разошелся и высвистывал соловьем о своих необычных музыкальных талантах, соря подозрительными словами: кантата, ноктюрн, либретто, симфония…
– Рапсодию забыл – подковырнул Летописец.
Рассказчик не заметил насмешки:
– Не забыл я, только лучше всего мне частушки удавались. Вот например:
Из деревни Старопнёво
В Деревеньку Дурали,
У бухгалтера Лунёва
Бабу со двора свели.
Кучак с хитринкою засмеялся:
– Твоя небось работа?
– Что ты, я на чужую скотину не зарюсь.
В окошке показалась злая физиономия толстушки Лиды:
– Кого это ты хряк захолустный скотиной обзываешь?
– Не, никого, это к примеру – не вор значит.
– А рожа-то у тебя мошенническая – местная принцесса-толстомяска вновь скрылась в глубине.
И тут отличился Александр Васильевич. В нём поразительно уживаются рассеянный склероз и цепкая память, провинциальная простота необразованного человека и, неожиданный интеллектуализм. Он заявил Зажиточному:
– Стал бы ты сейчас как Модест Мусоргский!
Тот опешил и, как хронический бывший двоечник отрапортовал:
– Запомните! Димка, то есть я, никогда мусорским модестом не будет!
Кучак со старческим дребезжанием засмеялся, потом с легкой ехидцей спросил:
– А кто, по-твоему, таким является Модест?
Ответ сразил наповал:
– Лабух обыкновенный, только – мусорской…
Ставшееся ларечное время разбирали опусы Сашеля Насмехамуса, который писал в целом недурно, но так высмеивающее едко, что его постарались «затереть» и не допустить до финала.
Не смотря на дружескую и мощную поддержку