Дикий утенок. Постмодернистский черный лебедь. Владимир Пироцкий

      Когда придёт последний срок

      разматерившейся83 эпохи,

      настанет серый мутный скользкий «Рагнарёк».

      И все поймут, что значит – плохо.

      Так плохо, как никто заране не предрёк.

      Мир всё равно бы смыслом пренебрёг.

      Сорвется влажный палец упыря,

      дыша, давя на язву кнопки красной,

      последней адской каплей суд творя.

      Над миром, суд. Неправедный, пристрастный.

      Ничтожество с дубиной дикаря.

      В украденной короне лже-царя84.

      Мы шли покорно в остывающий закат,

      Себе не веря, верили в слова85 совка.

      Суровый цензор – ангел смерти, полглотка

      глумясь, отмерил скупо, душу отравя стократ:

      Ничто для всех, гордыню хама в стиле шапито

      и подлый б… д ский гогот гоповской.

      Нас мелкий дождик будет сечь, подлец!

      Вдогонку радиацией кропя.

      Картонный лживый Сирина венец

      наденет шустрый Каин на себя.

      Отдаст на бойню сына – мать и лже-отец.

      И ухмыльнется тать – «улыбчивый подлец86».

      Тогда я буду точно знать, – п… дец…

      Пред смертью, тщась, связующую нить

      нам сирым и убогим сохранить,

      протянет Гамлет холодеющую руку,

      пытаясь боль с любовью съединить87

      Стремясь наивно и бессильно отменить,

      сирены тошный вой и кагебенистую суку.

      На миг проснется мир, дремавший до поры

      в ядре ореха88, расщепивший атом.

      Дремучий мир, летя в тартарары,

      в кромешной тьме узрит рассвет, смешавшийся с закатом.

      Чтоб окончательно заснуть, не видя сны89.

      И мы на это все обречены.

      Но поздно, в вечной канцелярии Петра

      Нам оптом ставят веский штамп – «просрочен».

      И дождь, и град, и пойло из ведра.

      А перст судьбы тяжел, суров и точен.

      Закончен бал. Исчерпана игра.

      Заждался, дерзкий па́ря Фортинбрас.

      Фортуна, колесницу разломив, везет на суд90.

      Где