И солнце взойдет. Он. Варвара Оськина
врача. Квебек слишком мал. Здесь одно и то же изо дня в день, а тебе нужна большая песочница.
Роше промолчала. Она прекрасно понимала, что такая долгая интерлюдия разыграна не ради попыток убедить её в разумности этого решения, а для самого Хэмилтона.
– Другая больница? – коротко спросила Рене. – А значит, другой наставник?
– Верно. Мой племянник…
Профессор замялся, и Рене прекрасно знала причину. Ту самую, по которой хромал Хэмилтон. Ту самую, по которой едва не погиб лучший из его учеников. И ту единственную, почему эти двое прекратили любое общение. Не сказать, что она была рада оказаться единственной посвящённой в чужую семейную драму, но взаимное уважение, которое перешло в крепкое доверие, вкупе с её патологической манией находить оправдания всем и всему вынудили узнать своего наставника с другой стороны. Довольно некрасивой, слишком личной, впрочем, её секреты вряд ли были получше. И раз Хэмилтон решил с ней поделиться, значит, так нужно. Оставалось лишь не утратить оказанного однажды доверия.
– Так вот, я просил его приехать сегодня, однако он оказался слишком занят. – Профессор откашлялся, что следовало понимать как очередной отказ племянника разговаривать, и Рене тихонько вздохнула. Тем временем Хэмилтон продолжил: – И всё же мне удалось убедить нескольких коллег из Монреаля посмотреть на тебя, а потом шепнуть пару слов в твою пользу. Колин – великолепный хирург. И я говорю это как специа-лист, а не заинтересованное лицо.
Она не сдержалась и покачала головой: для неё всё совершенно иначе. Из того, что известно, при всей своей гениальности Колин Энгтан показал себя очень обидчивым человеком. Но Рене была не вправе осуждать его и надеялась, что однажды тот всё же одумается. Дедушка (а в мудрости Максимильена Роше она не сомневалась) всегда повторял: если кровь позовёт, она вернётся в семью, сколько бы времени ни прошло. Конечно, он имел в виду Рене, сбежавшую из дома на другой континент. Но разве нельзя принять эту формулу за универсальную? По крайней мере, очень хотелось.
– Я знаю, что ты скажешь, – профессор тепло улыбнулся. – Ты излишне добра ко мне и неоправданно строга к нему…
– Нет. В той аварии не было вашей вины, это просто случайность.
– Всё случилось из-за меня. Я не нашёл нужных слов, а Колин по молодости оказался чрезмерно упрям. Впрочем, как бы то ни было… После него было много учеников, хороших, прилежных. Но только ты дала мне надежду и шанс что-то исправить. Ты очень талантлива, Рене. Это нельзя упускать.
– Поэтому вы хотите, чтобы я стажировалась у него? – Хэмилтон кивнул, а она грустно заметила: – Немного нечестно – пытаться наладить отношения через меня. Вам так не кажется? Не буду ли я причиной, по которой конфликт станет лишь хуже?
– Дело не в отношениях. – Наставник тяжело вздохнул. – Он – лучший. Ты – лучшая. И тебе нужна практика. Вывод напрашивается сам собой, не находишь?
– Но если я правильно поняла… доктор Энгтан отказался?
Профессор