Не доллар, чтобы всем нравиться. Мишель Куок
мой ужас, как жвачку, прилипшую к подошве.
Я получаю его электронное письмо, стоя во флуоресцентном свете отдела морепродуктов во вьетнамском супермаркете «Вьет Хоа» в Маленьком Сайгоне. Звучащая на фоне музыка из современной вьетнамской оперы cải luʼoʼng смешивается со звуками рыбного отдела: вот выплескивают из контейнеров воду, вот быстро отрезают плавники, вот соскребают чешую и смывают ее струей из шланга. Эта какофония, солоноватая и холодная, остается безучастной к моему огорчению.
«ВАШ НОВЫЙ ЛИДЕР», – гласит тема письма в привычной манере Джеймса, который выжимает максимум драматизма, даже если перед ним трагедия.
Я стираю сообщение, не открывая.
Ким, опершаяся о магазинную тележку и уткнувшаяся в телефон, еще не в курсе этого поворота событий. Как и мама, отрывающая розовый номерок от катушки «Пожалуйста, возьмите талон». И мне хотелось бы оставить их в неведении.
Мы втроем часто заходим во «Вьет Хоа», потому что здесь маме нравится закупаться продуктами на неделю. На самом деле она предпочла бы китайский магазин, но вьетнамские ближе, плюс в них более приятные цены, а во «Вьет Хоа» вообще самые низкие. Некоторые ее подруги из материкового Китая за покупками ездят аж в долину Сан-Габриэль, но мама считает, что это пустая трата бензина. Ее корни wàh kìuh глубоки, но не настолько.
И хотя мы так часто бываем в этом супермаркете, мне иногда кажется, что мы здесь не совсем свои. Маленький Сайгон, охвативший несколько городов в самом сердце округа Ориндж, – наследство середины прошлого века, пригороды, оформленные по образу вьетнамско-американской мечты. Назвали это местечко в честь столицы бывшего Южного Вьетнама. Именно оттуда эмигрировало большинство жителей Маленького Сайгона (они представляли ту сторону конфликта, которую поддерживали США). Флаг Южного Вьетнама, желтый с тремя красными полосками, и сейчас гордо развевается над торговыми рядами и офисными зданиями Маленького Сайгона, символизируя все то, за что боролся юг. Но моя семья, как и многие этнические китайцы, просто оказалась в этом конфликте меж двух огней. Мы вообще жили в Северном Вьетнаме, а потом были вынуждены бежать. Скажу честно, нам особо не за что было бороться.
– Ты верила в коммунизм? – спросила я маму однажды.
– Нас заставляли учить его основы в школе, но мне они казались занудными.
– Значит, ты хотела, чтобы победили американцы?
– Нет, они сбрасывали на нас бомбы в Ханое, так что я хаяла Никсона, как и все остальные.
В целом мама полагает, что все войны бессмысленны.
– Возьми, к примеру, нас. После всех мучений мы оказались в Америке. Так всегда получается. Столько смертей и увечий, а потом президенты пожимают руки, и война окончена. Жизнь возвращается в свою колею. Поэтому единственное, о чем надо беспокоиться, это о том, чтобы у тебя всегда была тарелка риса.
Если бы у моей семьи был лозунг, он бы так и звучал. Главное, чтобы на столе было достаточно риса. Мне бы хотелось, чтобы нас заботило нечто большее, но, похоже, это волнует только меня.
– Дайте, пожалуйста, маленькую рыбу, – просит мама, показывая руками.
Она