Тополь. Оррин
в его сторону, я отчетливо произнес:
– Мельник, где зарыл зерно?
– Не узнаешь, не дано, – без запинки, ответил лекарь, улыбнувшись.
Я распахнул руки для объятья, но он молниеносно выбросил ко мне освобожденную от перчатки ладонь, сохранив тем самым между нами расстояние. Как и когда-то последовало крепкое рукопожатие, свидетельствовавшее о неподдельном уважении.
– Здравствуй, Арфир, – поприветствовал меня лекарь, – я знал, что ты вернешься к нам.
– Я здесь по делу, Бран. А ты все-таки стал борцом с хворью. Судя по твоим одеждам, сказы о здешнем бедствии – правда.
– К сожалению, да, Арф. Судя по твоим одеждам, ты тоже не изменил своим намерениям. Но я полагаю, что твое дело с господином травником, как и мое, завершено, и мы можем его покинуть. Стоило бы поблагодарить господина чтеца за его внимательность, Вихан.
– Спасибо, господин чтец, – прокудахтал травник, не заметив издевки в словах Брана.
– Как это тебя занесло на Портняжную, Арф? – полюбопытствовал лекарь, когда мы вышли. – Ты наверняка направлялся в ратушу, зачем же делать такой крюк?
– В дороге, проницательный ты мой, я порвал плащ, не идти же в приличное место оборванцем, – соврал я на ходу, чувствуя, что Бран мне не верит.
– Что ж, ясно, – вновь улыбнулся лекарь. – С возвращением, Арф! Извини, но я вынужден ненадолго проститься: мой утренний обход и так уже чрезмерно затянулся. Дом у меня теперь на Ясеневой. Назови мое имя, и тебе покажут. Заходи к нам с Адерин на днях. Уверен, нам будет, что рассказать друг другу.
Я едва не подпрыгнул.
– К вам с Адерин?! – вырвалось у меня почти грубо.
– Она моя жена, – непринужденно объяснил Бран, словно не замечая во мне перемены.
Ошарашено кивнув, я во второй раз пожал сухую и костлявую, но крепкую, как прут, руку.
Пожалуй, такой она была и раньше, когда вместе с будущим верховным лекарем мы стреляли из пращей в соек, когда мы учились колоть дрова, когда мы карабкались на крыши и скакали по кровлям родного города.
III
Каждый из жителей Утеса по той или иной причине был привязан к главному зданию незримой нитью, вследствие чего его порог оставался нетронутым лишь в ночные часы. И, естественно, любой желающий решить свои вопросы с властью как можно скорее, устремлялся на площадь в ранние часы, дабы обогнать других челобитчиков. Поэтому не было ничего удивительного, что когда мне, наконец, удалось добраться до размашистого дубового створа ратушных дверей, тот уже основательно успел зарасти шерстью лохматых голов и рубищ, свалявшейся в хвост, что упирался в торговые ряды. Тем не менее, я уверенно направился к истоку этого чумазого ручья. Левая дверь оставалась заперта для ограничения потока, в то время как по обе стороны от проема правой за порядком следили два спешенных всадника. Едва я приблизился к стражам, те, не уделяя никакого внимания моей наружности чтеца, окатили меня привычным: «В очередь, падаль!», а один из них потянулся к бичу. Зная, что любые объяснения будут бесполезны и даже