Тополь. Оррин
у человека серьезное недомогание, мне думается, чтец как раз тот, кого можно допустить к больному помимо лекарей и слуг, – заметил я. – Мне поручено обсудить дела лично с владыкой и ни с кем иным, поэтому и я даю отказ на ваше предложение. Я буду взывать о том, чтобы хворь оставила правителя, и, если отсрочка для повторного прошения равна месяцу, значит, я подожду этот срок.
– Для этого вам необходимо дозволение на проживание, – ухмыльнулся чиновник. – Вы им располагаете?
– Оно мне не требуется, – отрезал я. – Утес – моя родина. Я родился на нем в семье Амлофа-оружейника и, таким образом, следуя законам Кимра, имею неограниченное право на пребывание в родном городе.
– Верно, если только город вас не изгонит. Я помню господина оружейника. Это был достойный и состоятельный человек, но не советую вам рассчитывать на то, что его имя способно открывать двери. Если не ошибаюсь, наш служащий, Двирид-стряпчий, приходится вам братом.
– Да, но какое это имеет отношение к делу?
– Прямое, господин чтец. Для того, чтобы остаться в городе, вам нужно жилье, и ежели вы собираетесь остановиться у брата, не забудьте уведомить об этом нас.
– Где бы я ни остановился, Управа узнает об этом в надлежащий срок. А теперь я хотел бы получить разрешение на встречу с владыкой через месяц.
Советник взял перо и сноровистым движением нацарапал на свитке несколько строк.
– Через месяц, – прошипел старик, протянув мне лист, – предъявите страже. Это пропуск. Ко мне. Разумеется.
Последние слова он явно произнес через силу – я окончательно убедился в том, что его мучает боль. Мне вдруг безумно захотелось уйти. Внезапное малодушие убедило меня, что пытаться выбить из этого злобного недужного конторщика нечто большее, чем повторное свидание было занятием столь же бессмысленным, как уговорить лягушку петь соловьем. Запрятав разрешение под полу плаща, я с трудом оперся на одеревеневшие ноги и направил их к двери, так и не выпрямив до конца окаменевшую спину и дивясь тому, как быстро в этой горнице стройные превращались в горбатых. Тем не менее, на полпути к выходу я овладел собой и остановился, потому что второе ходатайство оставалось неоглашенным.
– Я не отпускал вас, господин чтец! – в то же мгновение окатил меня резкий оклик из угла. (Вероятно, хозяин горницы преодолел приступ). – Какого рода делами вы собираетесь заниматься, проживая на Утесе?
Голос советника прозвенел теперь невыносимо мерзко и даже пугающе.
Я обернулся. Чиновник-карлик облокотился на стол, нависнув над конторкой, будто потревоженная гадюка, не способная причинить врагу вреда силой тела, но полная такого количества желчи и яда, чтобы отравить его насмерть. Старик вонзил в меня свои крохотные расширенные зрачки, словно иглы, пытаясь разгадать мои намерения и будто уже приступить к их казни. Его яростный порыв был настолько резок и властен, что пару мгновений я не мог разомкнуть губ.
– Служением, – наконец прозвучал мой ответ тихо, но четко. – Я – чтец, читальная служба