Тополь. Оррин
сам.
Мадок не солгал. Читальня, действительно, смотрелась вполне пристойно. Она представляла собой двухъярусное каменное здание с башней длиной шестнадцать, шириной восемь и высотой семь саженей. Изначально зала первого яруса была занята скамьями, повернутыми в сторону восточной оконечности, теперь же вместо них ее прорезали полосы игральных столов. Восточный торец читальни по-прежнему занимал длинный каменный стол, на котором когда-то пребывали знаки Великой Жертвы, в чтецком обиходе он стал попросту именоваться жертвенником. По правую руку от него расположилась небольшая комната, где чтец работал со свитками и письмами и принимал выслушиваемых. Второй ярус, поддерживаемый двенадцатью столбами, уступом окаймлял первый. Он служил местом хранения священных и уважаемых книг, которые во время чтений спускались вниз на стол. Наверх из залы вели две лестницы справа и слева от входа. Существовала и винтовая лестница, уходящая с первого яруса в подвал. Изначально к читальне примыкала отдельно возведенная башня с колоколом на вершине, однако впоследствии ее снесли, встроив в проем другое здание, а колокол, как поговаривали, переплавили на латы для коня владыки. Так это было или нет, но скакун правителя, когда тот еще появлялся верхом, позванивал, что надо.
Читальню возвели на Утесе первые чтецы-странники уже более полувека назад. Тогдашний владыка, понимая упадок старых верований, попытался сделать вклад в новое, но постепенно открыл для себя, что учение чтецов не очень-то согласуется с его властью. Он попытался повлиять на упрямцев, однако, не возымев успеха, выгнал их. Читальня, учитывая ее выгодное местонахождение, пустовала не долго, и вскоре первый ярус занял скотный рынок, а второй – голубятня. О коротком пребывании чтецов люди почти сразу забыли, а слово «читальня» осталось лишь словом, утратив свое значение. Однако мало кто из горожан знал, что здание было построено не на деньги поскупившейся казны, а на средства Братства. Таким образом, по законам Кимра чтец обладал бы большим правом распоряжаться им, чем любой горожанин, однако чтецы на Утес не допускались, а ратуша все меньше прислушивалась к общекимрийским уложениям. Потому-то я и был так удивлен, узнав о некоем предшественнике, ухитрившемся прослужить в городе с согласия властей не столь уж малый срок.
Я приблизился к жертвеннику и сдернул пестрый полог, накинутый на него нынешними хозяевами. Открывшееся мне зрелище отнюдь не приносило радости. Верхняя и боковые стороны во многих местах изъязвились трещинами и плесенью, бугристая поверхность скорее напоминала мятую кольчугу, и я помрачнел при мысли, что эта искореженная сердцевина читальни воплощает собой искореженные сердца кимрийцев. Знаки, скамьи и полотна – сколь многое предстояло вернуть в это здание на Ратушной площади, но и все это было не столь существенно в сравнении с тем, чтобы вернуть в него людей. Рассуждая так, я уже собирался в чтецкую, как вдруг мой взгляд, скользивший по нижнему краю жертвенника, случайно выхватил засечку. Я мгновенно присел на корточки и изучил ее. Мои глаза не ошиблись: грубая царапина при