Клады великой Сибири. Петр Орловец
и от усердия родственников зависит высота надгробного холма. Обыкновенно дожди очень быстро смывают насыпи бедных могил, погода разрушает дерево и гробы разваливаются на поверхности. Если бы не собаки, эти китайские могильщики, поедающие трупы, да не птицы, к кладбищам невозможно было бы подойти.
– Какая гадость! – воскликнула Вера Николаевна.
– Да, это очень странно, тем более что культ почитания мертвецов очень развит у китайцев. Они чуть не больше верят в тени усопших, чем в своих богов. Гробы они заготовляют себе задолго до смерти, и когда кто-нибудь умирает, его долго выдерживают в доме. Чем богаче дом, тем дольше остается покойник непогребенным.
– Но ведь смрад!
– Гробы очень толсты, и щели тщательно замазываются.
– А похороны интересны?
– Да. По закону за мертвым китайцем должен следовать весь его живой и мертвый инвентарь, который должен быть сожжен при погребении хозяина. Таким образом, надо было бы сжечь его экипаж, лошадей, коров, кур… Но китайцы обходят свой закон. К дню погребения заготовляется картонный экипаж, картонные лошади и коровы, и, когда тело кладут, после плача, на кладбище, весь этот картонный инвентарь сжигается вместо живого.
– Это все же умнее! – рассмеялась Вера Николаевна.
– Конечно! – согласился Верлов.
Поздно вечером общество разошлось по своим местам.
На следующий день, перед рассветом, Верлов первым вскочил на ноги, разбуженный необыкновенным криком.
Вскочив на ноги почти одновременно с Суравиным, Бромбергом и Верой Николаевной, они бросились на крик.
Верлов зажег электричество, и ужасная картина предстала перед их глазами.
Посреди каюты, распростертый, как вчера, лежал Лиу-Пин-Юнг с искаженным от боли лицом.
Чи-Най-Чанг, сбоку которого стояла электрическая маленькая печь, сидел около него и медленно прижигал ему пятку раскаленным железом.
В один прыжок Верлов очутился около него и ударом выбил железо, которое палач держал в руке.
Обозленный Чи-Най-Чанг чуть не бросился в драку, но Верлов словами остановил его порыв.
– Я спас тебе жизнь и требую за это повиновения! – крикнул он.
Китаец сразу стих и, понурив голову, стоял теперь перед ним.
– Семен Васильевич, поднимайтесь, иначе Чи-Най-Чангу соблазн станет чересчур великим! – крикнул Верлов. – И, обернувшись к Суравину, он добавил: – А вы помогите мне вытащить Лиу-Пин-Юнга наружу.
С этими словами они схватили бонзу и потащили его в люк.
Через минуту обожженный китаец лежал на траве.
– Ты свободен! – сказал ему по-китайски Верлов. – Но… берегись преследовать нас, иначе… иначе ты простишься с жизнью!
– Я еще посчитаюсь с вами! – проворчал Лиу-Пин-Юнг, вставая и расправляя затекшие руки и ноги, на которых Верлов разрезал веревки. – Я догоню вас хоть на краю света!
Глаза его метали искры, губы судорожно скривились, вся его фигура дышала непримиримой ненавистью.
Верлов с презрением взглянул