Наездник Ветра. Григорий Александрович Шепелев
он возвращался на торговой галере в Таврику. Два купца из племени тиверцев везли соль, купленную ими у него же, у Иоанна, на солеварнях, которые он получил в подарок от князя руссов. Сын градоначальника Херсонеса был весел и окрылён. Его честолюбие пело сотнями струн. Щипал их сам Дьявол. Шагая по шаткой палубе взад-вперёд, юноша всерьёз размышлял, ни много ни мало, о том, как бы подчинить себе время. Затяжной дождь держал в трюме всех, кроме молчаливого кормчего и гребцов, так что сын стратига два дня подряд слонялся от борта к борту без собеседников, чем был счастлив. Одежда его под дождём вся вымокла, но он этого даже не замечал.
Галера ползла вдоль берега. Иоанн, замедляя шаги у левого борта, глядел на дикие пространства Климатов, местами сплошь каменистые. Низкие берега сменялись иногда скалами. Дальше чахла в холоде степь. Отары овец, бродя меж холмов, где было не ветрено, доедали скудную зелень. Солончаки, разлившиеся во впадинах, выделялись своей мертвенной невзрачностью даже здесь, в увядшей степи, под осенним небом. Калокир спрашивал сам себя, чем же привлекла Святослава такая серость? Ответ был, впрочем, понятен – в Готских Климатах пересекалось множество караванных дорог со всех концов света. Освобождённые от хазар, они могли принести огромные прибыли. Но глядеть на эти унылые берега было безотрадно.
На третью ночь дождь лить перестал, и сразу после рассвета на горизонте обрисовался остров Климента. За ним из дымки выплыли скалы Таврики, над которыми были лишь облака и нежно сияющие в лучах розового солнышка купола церквей Херсонеса. Кормчий выправил курс на скопище кораблей, теснившихся в бухте гавани Символов. Глубина у её причалов была изрядная, что давало возможность даже трёхпалубным кораблям вставать на швартовку. Прямо от них, от причалов, к воротам города поднималась неимоверная лестница, вырубленная в громадной скале. Херсонес почти целиком стоял на каменном пьедестале.
Первым сойдя с корабля, Иоанн присел на какой-то ящик около группы каких-то спорщиков, чтоб узнать, о чём они спорят. В гавани было немноголюдно. Торговцам, купившим у Иоанна соль, пришлось немало побегать в поисках грузчиков. Среди этих последних внимание Калокира привлёк один. Это был смешливый, очень приятный на вид парнишка годов семнадцати. При довольно высоком росте он не казался особенным силачом, но восьмипудовые мешки с солью запросто перетаскивал по два сразу, беря их правой и левой так, будто это были снопы соломы. Шагая с ними по сходням, он пару раз всё же оступился, но не упал. Его старшие товарищи брали каждый мешок вдвоём, кряхтя и сгибаясь под его тяжестью. Вышло так, что за полтора часа галера была разгружена, и юнец перетаскал больше, чем шестеро остальных. Купцы его не обидели, заплатили ему четыре милиарисия. Всем другим швырнули по одному на двоих.
– Лихо ты таскаешь эти мешки, – заметил по-гречески Иоанн, подойдя к старательному работнику. Тот ещё не успел отдышаться. Убрав монеты в карман, он неторопливо обвёл Иоанна взглядом, не понимая, чего от него хотят, и сказал:
– Приходится.
– Ясно. Как тебя звать?
– Рагдай.
– Ты, вижу, с Руси?
– С Руси. Из Переяславля.
Про этот