Друг и лейтенант Робина Гуда. Анна Овчинникова
обосновавшиеся в Шервуде, обладали истинной свободой! Ходили даже слухи, будто Робин Гуд объявил Шервудский лес свободным от норманской хартии[16], даровав право охотиться там любому, кто может держать лук.
Конечно, это были всего лишь слухи, но находилось немало простаков, готовых в них поверить. И все больше деревенских юношей учились трубить в охотничьи рога, а все окрестные мальчишки вместо игры во взятие Иерусалима играли теперь в лесных аутло, стражников шерифа и наемников де Моллара; причем каждый сорванец желал быть только вольным стрелком, обводящим своих врагов вокруг пальца.
Пока что «волчьим головам» и вправду удавалось дурачить смерть.
Симон де Моллар еще не оправился от раны, нанесенной Робином Гудом, а разноплеменная шваль де Моллара – гасконцы, брабантцы, фламандцы – искала аутло в основном в питейных домах и под юбками местных женщин, поэтому люд по деревням все громче роптал, поминая «датский день»[17]. Шериф же Певерил, доведенный до остервенения тем, что во время его последнего тура[18] выборные от сотен не дали внятных показаний против разбойников, грозил самыми страшными карами за нарушение закона круговой поруки… Напрасно. Саксы явно готовы были поклясться не только на Евангелии, но и на Коране, что никогда не видели никого из шервудских висельников и едва ли что-нибудь слышали о них. Мир в Ноттингемшире как будто повернулся вокруг своей оси, если круговая порука «волчьих голов» значила теперь для людей гораздо больше поруки, которую предусматривали английские законы.
– Ты должен спасти моих сыновей, – вдова Хемлок в упор посмотрела на главаря разбойников, который не отрывал глаз от гусеницы, меряющей методичными шажками стержень его лука. – Это твоя вина, что их приговорили к смерти! Да разве раньше они осмелились бы поднять руку на королевского оленя? Никогда! Они угодили в беду из-за тебя, йоркширец!
– Брось. Твои парни сами виноваты, что влипли, – пожал плечами Вилл Статли. – Их прихватили у еще тепленького оленя – так чего же ты хочешь? Тот, кто суется в лес за олениной, должен быть попроворней, знаешь ли, и помнить, что брюхо любого стражника такое же мягкое, как у оленя…
Вдова Хэмлок резко повернулась к Виллу, и рыжеволосый крепыш попятился он шагнувшей к нему худощавой седой женщины.
– Это вы виноваты в том, что моих сыновей завтра казнят, – прошипела вдова, уперев руки в бока. Все аутло, с которыми она встречалась взглядом, невольно отводили глаза. Перед кошкой, защищающих своих детенышей, часто пасует даже самый храбрый пес. – Вы научили молодых дураков трубить в охотничьи рога! Вы подбили их стрелять королевскую дичь, как будто они – голубых кровей! Вы вопили, что норманы отбирают наше старинное право охотиться на тварей, которые принадлежат одному Господу Богу! И вот чем все это обернулось! Да разве мой муж позволил бы нашим оболтусам взять в руки лук? Их лапы созданы для сохи, не для лука.
Имеется в виду Лесная Хартия – после норманского завоевания Англии почти все леса были объявлены королевской собственностью; Генрих Второй специальной Лесной Ассизой сделал шестьдесят лесов королевскими заповедниками – в их число входил и Шервуд.
В начале 11 века при Этельреде Неразумном все датчане, жившие в Англии, были перерезаны в один день.
Так называемый "тур шерифа", во время которого управитель графства объезжал свои владения для расследования гражданских и уголовных дел, проводился дважды в году.