Пластуны. Золото Плевны. Золото Сербии. Николай Зайцев
по клинку. Не элегантно, но выбитая из руки сабля зазвенела по камням. Запрыгала. Затихла в расщелине. Удар кулаком в живот, и вот поясом позорно вяжем поверженного, Грицко связал руки басурманина за спиной.
Отдышавшись, турок залопотал на плохом французском:
– Я, Мухмензаде-баши, родственник Великого Визиря, третий человек в Плевне после губернатора и Осман-паши, командующего Третьей турецкой армией. – Генерал сделал паузу, грозно сводя брови. Дальше в голосе появился страх и дрогнул от фальши: – Вы, видимо, не знаете, но к нам в плен попал раненый полковник Бикша, власти султаната обменяют его на меня без всяких финансовых требований.
– Конечно, обменяют! Но об этом, уважаемый баши, вы будете говорить с командованием русского корпуса, вас же поймали казаки, у них свои условия.
Турок побледнел. Спесь его сбилась.
– Казаки, – растерянно протянул он.
– Микола, какие у вас требования, – позвал Николая, во всю подмигивая ему.
Николай вытаскивал из возка турчонка лет двенадцати. Тот, увидев своего господина, стоявшего на коленях, проскользнул мимо рук казака, кинулся к нему, обнял, прижался, как бы закрывая его своим тельцем. Рукав овчины был распорот и испачкан кровью. Видать, зацепило картечью.
Я знал турок как умелых, безжалостных воинов, то, что они могут испытывать такие же чувства, как и мы, просто не приходило в голову. Мальчишка плакал и что-то лопотал по-турецки.
Николай вместе с крепышом Гулым подхватили плетеную корзину, видно, с провизией.
– Николай, – опять позвал казака, – тут баши поговорить о выкупе хочет.
Казаку объяснять ничего не нужно было, а вот поучиться следовало. Оставил обыск на других, пошел к нам. На ходу вытаскивая кавказский кинжал, состроив зверскую рожу, казак громко закричал:
– Гриц, проверь карету.
О чем он? Ну да, турок-то по-русски не понимает, а дела не ждут. Подняв кинжал, встопорщив усы, он опять закричал:
– Отойди, поручик, сейчас я ему сектым буду делать! – Да так натурально, что по спине у меня холодок пробежал. Ну вот так и делают евнухов: скоро и без лишних движений.
Я вроде кинулся его удерживать, шепча:
– Важный турок, родственник самого визиря.
– Брешет как собака, как их прижмешь, все родня самому султану, – так же тихо шепнул в ответ пластун и, снова посмотрев на пленного, оскалился и зарычал по звериному. Я с удивлением посмотрел на него. Но как ни странно, это возымело на баши большое действие, турок струхнул еще больше. Мальчишка зарыдал, подвывая. Микола удовлетворенно выдохнул, не сумев скрыть радость от спектакля. Я тоже, признаться, выдохнул. Надо готовиться к действиям и подыграть. Баши забеспокоился, крутясь на месте, начал кричать, что заплатит казакам любой выкуп. Глаза его были полны слез. Руки подрагивали.
– Двести золотых лир и пятьдесят баранов, – рявкнул пластун.
Турок заупрямился, беря себя в руки. А поторговаться? Вытер глаза рукавом. Рявкнул не менее зло, желая контролировать ситуацию:
– Сто