Через стекло от осколков. Геннадий Чепеленко

      Пора засушенных мимоз,

      рябин настоянных на ветре.

      От ветерка – острей мороз

      и снегири пьяней на ветке.

      Перебродивших ягод хмель,

      спасенный крыльям от мороза:

      с малиновых рябин капель

      в снега и к памяти мимозам.

      Друг перед другом снегири

      слетая в красной канители

      плели на снегах лабиринт

      стяжками скатерти затейной.

      Как в гнездах пыли воробьи,

      елозя в белых, для веселье,

      для солнечной их ворожбы,

      валялись в ягодах осенних,

      настоянных на покрова,

      и первыми из мумитролей

      тянулись к новым островам

      раздутые от ягод с солью.

      Их продолжалась воркотня,

      мной не осознання взглядом…

      Сменилась осень за три дня

      безжизненным ее пейзажем.

      но через раз, через плетень

      я не выискивал их в сущем.

      Их не сменила свиристель

      веселая в лучах секущих.

      Я помнил как обрывки дня

      влетали в пьяные обьятья

      заката, как потом – со дна

      их красные бурели пятна.

      Через Гефсиманский сад

      на суд: с удушьем в палату,

      в терновые круги, в ад

      и – в трехнеделье кряду.

      Понтий Пилата месть:

      в мишенях квадраты окон,

      заревом каждая весть,

      с кровью, жарой, потом.

      Слыша, куда все плывет,

      не видел как из минаретов

      свет падал. В ночь переход —

      его летаргической метой.

      Без лампы неполной луны,

      тусклой через расстоянья

      стирался текст неба, вины

      моей, перед ней покаянья.

      И бесконечность, и тишь,

      охрипшие, шопотом ноты.

      Я слышал: от желтых лиц,

      отщелкивались темноты.

      На мысли ловил себя,

      как легче через преграду

      в палате ловить снегиря,

      при свете окон прохладу,

      когда уплывала луна,

      водой разбавляя чернила,

      оттенками синего льна

      все как-то еще светила

      дорогу. До выхода, врат

      орлом выпадала решка:

      я шел через утренний сад

      с ней на зеленых ветках.

      Не помнил, когда до утра

      память вернулась, одышка

      с дыханием, бегом трав

      исчезла. И – передышка!

      И – медленная суета

      вползала

             с возней прикроватной.

      Мне стены шептали: среда,

      не понедельник кровавый.

      С пропуском дней, с четверга

      мне неожиданной спешка…

      Вплывали с водой берега

      и ночь – без ее отрезков.

      И настежь любой секрет:

      распахнуты окна, стены.

      Лунных фантазий сюжет

      без текста, актеров, сцены.

      Небо