Через стекло от осколков. Геннадий Чепеленко

      Живой, готовый на вынос

      утром, с сумой барахла

      я собран. И время на выбор!

      Я инок. Мне снова в бега.

      В исхлестанный ветками ветхий

      рассвет вдоль дорог и болот

      меня из распахнутой клетки

      встречать у закрытых ворот.

      Не вылечен греками, Леной,

      ветром, изъеденным в моль.

      Он лепит соленой пеной

      в лицо мне волной голубой.

      Отчаянье перед простудой

      ко мне подкатило само:

      посыпались буги и фуги,

      сюжеты в лучах Шапито

      и многоголосье от вспышек

      команд от ударов хлыста,

      сорванный голос одышек…

      Бемоль! С до диез не весна!

      Новый, в неоновой краске

      медный, без поводов звук.

      И клоуньи шутки и пляски

      от выстрелов пьяных базук.

      И продолженье качелей

      с приступов лжи под наркоз.

      Он мне доносил еле еле

      сбивчивый стрекот стрекоз,

      а после затишия, с ночи

      на сорванной бересте

      адажио правило почерк

      мой буквами, но не везде.

      Ржавые из магистрала,

      они меня гнали вперед

      в залы слепых вокзалов,

      тесных портов, причалов

      с мыслью «на пароход»,

      но – ветер, парус, берег,

      с преодоленьем широт

      отвергнуты: зуммером

                                       пеленг

      о рвущихся неба строп.

      Мне досягаемой точкой

      маяк, красный луч в воде

      или – в ручье проточном

      звезда, облучок в ладье,

      или по каплям источник

      воды, уходящей в песок,

      в часах

                  без шума песочный

      шум ветра, может звонок.

      О сроках воды волненье,

      в наклон убегающий слог…

      мне, потерявшим зренье

      увидевшим это в смог.

      От парусов, всей регаты

      вплавь догорающий залп

      лучей и по волнам агаты

      пиков блуждающих альп.

      Снова к

              осиновым листьям

      и нитям живых паутин.

      Я по подтексту вымысла

      видел нелепость картин

      ретушью желтой краски

      размытых поверх одеял,

      похожих на поле из ряски

      в зеленых болотах углам.

      слышал дыханье округи,

      ветра игравшим на всем.

      Я не готовый к разлуке

      с полсветом,

                  спешил босиком,

      слыша дрожащей бересты

      как звуки не все в тетрадь,

      как пьяный глотая воздух,

      трезвел, но не мог бежать.

      В окна стучал и в двери,

      их не открывавших домов.

      В стеклах