Путем таракана. Олеся Мовсина
перестала убегать, удивлённо-радостно вытянула лицо и переспросила:
– Вам нужна квартира? Однокомнатная? А я как раз свою хотела сдавать. Приходите сюда к семи часам вечера, я отвезу вас и покажу.
Цезарь галантно поклонился в ответ, сам ещё не понимая, отказывается он от предложения или принимает его.
Да, иногда я забываю, куда я иду или что я сейчас должен делать.
Нет, прямо сейчас я помню. Я должен рассказать вам маленький кусочек своей жизни, своей души, как вы просили меня. В день по кусочку. Не знаю, что это даст. Мне кажется, что чем больше я вам рассказываю, тем меньше сам про себя понимаю. Как будто начинаю запутываться от слов. Если бы вы попросили меня написать уравнение о моей жизни или начертить график, может, из этого что-нибудь и вышло бы, а так…
– Что случилось? Да ничего. Сколько я себя помню, мы всегда так жили, – он застал-таки сестру дома одну, но вытянуть на беседу эту дикарку оказалось непросто.
– Вот этого мне не надо, подружка, – Цезарь не пытался вспомнить, как разговаривал с Лилей прежде, тогда она была совсем другим человеком. Он наугад взял какой-то тон и пошёл напролом. – Девушки в девятнадцать лет только и думают о том, что нечто случилось, даже если живут в раю. Ты умный человек, ты художница, что-то ты там себе должна кумекать об этой жизни.
– Да что тебя конкретно интересует? – полусдалась Лиля, раскладывая на своём столе какие-то тетради.
– Ну, например, что мать с отцом не поделили? – присел Цезарь рядом на край её маленькой кушеточки.
– Ты же слышал – кино, – разыграла она удивленье бровями.
– Лилька, хватит валять дурочку. Да, меня долго не было, но я тебе не чужой человек. Поговори уже с братом по-человечески.
Она что-то стала искать, перелистывать.
– Знаешь, что, брат, ты поживи тут у нас немножко – сам всё поймёшь. Ты же тоже у нас очень умный.
– Не очень-то любезно с твоей стороны, ну да ладно, один-один, – не унимался Цезарь. – Ну а Зоя? Что, они с матерью в контрах?
Лиля неожиданно рассмеялась:
– Тут недавно концерт был. Мама по телефону с Зойкой говорила. За что-то её пилила, как обычно. То ли за то, что работать идти не хочет, сидит на шее у мужа, то ли детей не так воспитывает, то ли ещё чего – не помню. Поговорили, пофыркали друг на друга и вроде как уже распрощались, мать трубку хотела класть. Вдруг – смотрю – у неё лицо вот так вытягивается и – красная вся, знаешь… Аж трясётся. Молча слушает и дрожит. А потом давай реветь. Оказалось, там Зойка распрощалась и со злостью швырнула трубку – да немножко мимо рычага и соединение не прервалось. И она, не зная этого, стала сама с собой разговаривать, любимую свекровушку последними словами вслух разукрашивать. Мать такого про себя наслушалась – ей чуть плохо не стало, я думала – без санитаров не обойдёмся.
Цезарь поднялся и переспросил:
– А чему ты смеёшься? Как нелепо – ты-то на чьей стороне?
– Я? На стороне? – искренне удивилась сестра. – Ну уж нет, этого от меня не дождётесь.
Лиля тоже встала, и тут Цезарь