Небесный лыжник. Нина Савушкина
умирает. Сосны прошлогодний укроп
приветствует нас на одной из предложенных троп,
и зуд словопрений, творений, неярких горений
ведёт нас по ней до условленной надписи «Стоп!».
Дойдём и за это получим благие советы,
как делать из времени липкий домашний сироп.
Желающий мудрую песню сложить, не забудь
слова: благодать, бытие, человечество, суть.
Нет песни бесценнее той, что звучала на сцене.
Так слушай солистку, чей взор беспокоен, как ртуть.
Дробится лицо у певицы, однако ключицы
прочны, словно балки строенья под вывеской «грудь».
Пишите картину, где воздух свернулся, как суп,
где божья коровка похожа на вырванный зуб.
Сутулая мышь собирает на грядке остатки
невидимых круп, но темней, чем мышиный тулуп,
спускается туча, дырявый картуз нахлобуча
на купол церковный и фабрику в несколько труб.
А ты, убедившись, что гомон воскресный затих,
поведаешь нам тот рецепт, по которому стих
берётся из пальца, с добавкой горчицы и сальца
(но в меру, чтоб был целомудрен, как в сказке жених).
Пегас твой – он благонамерен, как истинный мерин.
Здесь каждому жребий отмерен, но ты не из них.
Когда год Крысы подходил к концу,
из недр провинциального вокзала
застенчивая крыса выползала
и, скорчившись как вязаная гетра,
вонзала треугольную ноздрю
в сырой поток приземистого ветра,
который тёк навстречу январю…
Когда год Крысы подходил к концу,
переплавляя в сумерки усталость,
мне часто снился сон, где я пыталась
спасаться бегством… Что меня влекло
отсюда? Я в сугробе закопала
свой разум и в истории влипала,
как будто снег в оконное стекло.
Вокзальный сквер. Зелёная канава.
Обмылки плесени конкретны, как отрава
в бокале забродившего вина.
Безвреден яд, и все мы живы. Слава
Богу…
Лишь памятник рукой, подобной рогу
или трубе для стока талых вод,
который год
щекочет небосвод.
Он ждет,
когда луна покатится в рукав.
Его чугунный рот
незыблем и лукав.
Своею тенью перст
пронзил кирпичный склад
и башню, где отверст
белёсый циферблат.
На циферблате вспыхивает «три».
Ночной вокзал процежен изнутри.
Стеклянный, герметичный, как колпак,
он воздух обращает в душный лак.
И этот лак фиксирует навек
скамью с десятком спящих человек…
Открой глаза. Под веками песок.
И мысли потекут наискосок…
Настало утро.
Надо выпить сок,
смыть пудру
и подумать о билете…
Цыганки моют ноги в туалете.
В губах у них дрожит по сигарете…
Переполняется терпенья чаша.
И