Небесный лыжник. Нина Савушкина
слюне атмосферы,
как леденец, засасывают в проём
челюсти улиц, в которых все зубы серы.
Здесь умирают, как зубы, дома. Один
весь потемнел изнутри, веками подточен.
Он заразит соседний, что невредим,
ибо они растут из одних обочин.
Город-кроссворд, сплетение чёрных дыр
мёртвых квартир, чьи окна давно погасли,
и золотых, в которых мерцает мир,
плавают тени, как шпроты в янтарном масле.
Бегло считая клетки – каких большинство —
по вертикали, затем по горизонтали,
не догадаешься, мрак или свет из чего
проистекали, откуда произрастали.
Кажется, близко разгадка. Пока пряма
наша дорога. Но вдруг – поворот, кривая…
Времени нет на то, чтоб сойти с ума, —
лишь соскочить с него, как с подножки трамвая.
Размышления возле гардероба
Мне неприятен свет в начале марта,
когда лицу, затёртому, как карта,
неоднократно бывшая в игре,
не позволяет спрятаться в колоде
и вынуждает обращаться к моде
наперекор безжалостной заре.
Моё пальто – из синего холста.
Я в нём похожа на почтовый ящик.
Но я не вызываю чувств щемящих —
скорее не изящна, но толста.
И в нём не угадаешь даже ты
ни Золушки во мне, ни сироты.
А впрочем, у меня ещё есть шуба.
Но я её почти что не ношу. Ба —
бахнет кто-нибудь по голове
в глухом проулке – поминай как звали.
Очнёшься утром где-нибудь в подвале,
а может, не очнёшься, но в Неве.
Не стоит нынче мне идти на риск.
К тому ж весна. И слишком много брызг.
Скорее бы закончился сезон,
где выбор меж мехами и холстиной,
как будто меж грехами и рутиной,
едва ль не к философским отнесён.
И прислонился май, признав ничью,
к однообразно голому плечу.
Встреча
Увижусь с одноклассницей, с которой
мы оказались некогда в друзья
зачислены неведомой конторой.
И твой зрачок, как лампочка за шторой
засветится, навстречу мне скользя…
В своих игривых радужных лосинах
похожая на толстого пажа,
ты затмевала более красивых,
когда в глазах, как в переспелых сливах,
мерцала мысль, загадочно дрожа.
Мне помнится, тогда ты в жизнь впивалась
со всем азартом молодых зубов.
Откуда появилась эта жалость?
Куда девалось то, что выражалось
в двух терминах: «природа» и «любовь».
Твой детский нрав изрядно истрепал их,
любя до неприличия, взахлёб,
то юношей печальных, длиннопалых,
то город, что спасается в каналах,
как беглый сумасшедший из трущоб.
Теперь ты полюбила насекомых
и, оплывая мозгом, как свеча,
растроганно следишь за косяком их,
пока