Единственные. Далия Трускиновская
Дочь вымыла за собой посуду и протерла столик. Так ведут себя в чужом доме после случайного ночлега. Раньше она оставляла чашки и тарелки в раковине, и это было поводом для привычной вялой домашней склоки. Теперь же мать видела – поводов больше не будет.
От семейной жизни отвалился еще один кусочек.
Но часы подсказали – есть место, где можно спрятаться, отдышаться, ощутить себя прежней! На завтрак, чай с бутербродами, десять минут. На сборы – четверть часа, за это время можно взять в шкафу платье, надеть белье и чулки, причесаться и накрасить губы. Из всех способов сделать лицо привлекательным мать признавала только помаду – как в свое время ее мать, как до того – мать матери… впрочем, тогда, кажется, были еще румяна…
Чем ближе остановка «улица Калинина», тем спокойнее и радостнее на душе. Потому что серое пятиэтажное здание – оно только с виду серое, внутри оно светлое.
– Шурочка, привет!
– Здравствуй, Шурочка!
– Шурочка, зайди потом ко мне, я кое-что принесла!
– Доброе утро, Шурочка!
– Шурочка, солнышко!
– Шурочка, у меня такая новость! Я сейчас забегу, расскажу!
– Шурочка, вы очаровательны!
Мать отвечала, улыбалась и была счастлива.
У дверей кабинетика, в котором они сидели втроем, три милые дамы чуть за сорок, уже ждали мужчины с заявками и шоколадками. Начинался рабочий день со всеми его радостями, разговорами, анекдотами, новостями, сплетнями, распоряжениями начальства, телефонными звонками. Мать была аккуратна, свои картотеки и папки с бумагами содержала в идеальном порядке и каждый раз, когда этот порядок оказывался востребованным, тихо ликовала.
Одно было плохо – быстротечность счастья. В шесть все эти очаровательные женщины и галантные мужчины стремительно разлетались и друг о дружке забывали до следующего утра. Но до шести память была заперта на замок и не подсовывала домашних неприятностей.
Илона с вечера продумала свой день. До ухода матери на работу она перекантовалась на автовокзале. Там было тепло – и хоть весь день сиди с книжкой в зале ожидания. Потом она вернулась домой, чтобы вымыть голову и закрутить волосы.
Бигуди дома имелись. Иногда ими пользовалась мать. Длинные прямые волосы дочери вроде не было приспособлены к локонам. Но можно же раз в жизни подкрутить концы и посмотреть, что из этого получится? Кроме того, у Илоны возник грандиозный план – выстричь челку. Не самостоятельно, разумеется!
Она расчесывала волосы на прямой пробор, как все девочки, которые ходят в джинсах и битловках. Но к лицу ли ей эта мода? Не лучше ли закрыть лоб?
Может быть, лицо с челкой заставит Буревого задуматься?
Длинные волосы сохнут целую вечность, и Илона учила роль. Время от времени она усмехалась – если бы школьная учительница литературы знала, что самая бездарная ученица будет блистать на сцене! Читать-то Илона любила, она только не любила