История тысячи миров. Иан Эдо
большими ноздрями, показалось ей сначала не менее напуганным, чем её собственное. Его голова была идеальной формы, но полностью лишена волос. Он не моргал, так как его короткие веки, казалось, не были к этому приспособлены. Он смотрел прямо на неё, пожирая лицо Софи этим пристальным взглядом. Удары в дверь стали походить на барабанную дробь – старик ломился в чулан, как рассвирепевшее животное и она слышала его сопение куда яснее, чем едва различимое неспокойное дыхание духа.
Он открыл рот, и она вздрогнула, заворожённая острыми крохотными зубами и чёрным языком. Он запел. Так ясно и громко, словно звук исходил не из его рта, а прямиком из его необычайно огромной души. Его пение затушило свечу, но она всё ещё видела его лицо перед собой, его блестящие белки глаз и зубы. Он пел её музыку так, как не смог бы спеть её никто другой. Он был прекраснее любого земного существа, и она содрогалась всем телом от этой красоты. Сознание её было полностью пусто, а покрытое мурашками тело было будто объято тёплой волной света, пульсирующей подобно приливам и отливам. Он не переставал петь, даже когда дверь чулана не выдержала и с треском слетела с петель, даже когда позади Софи затопали тяжёлые шаги отвратительно шумящего Бафити, нарушающего эту совершенную арию.
Он вытянул за ней вслед руку, когда мать схватила Софи и с нечеловеческий силой оттащила прочь, извергая проклятия. Он жутко вскричал, когда она вонзила каблук своих домашних туфель в его продолговатую кисть. Она истерично вопила, что он монстр, что Софи больше не выйдет из своей комнаты за этот поступок. Но на этот раз Софи не унималась, чувствуя впервые за свою небольшую жизнь чистую злобу на человека, что дала ей жизнь.
– Отпусти меня сейчас же! – Она вырывалась из рук матери, мельком поглядывая на щель у двери и умоляя духа не протягивать больше оттуда рук – старик уже стоял у двери с лопатой в руках, готовый отнять всё, что вылезет из чердака наружу. – Не трогай меня! Да почему же ты такая?!
Софи, оцарапав матери лицо, вырвалась и пружинисто вскочила на ноги, вся побелевшая от объявшего её гнева.
– Не смей называть его чудовищем! Это вы чудовища, раз держите его здесь взаперти! Почему вы так поступаете с ним? Что он вам сделал? Он же просто случайно оказался здесь!…
Мать поднялась неуклюже с пола, держать за оцарапанную щеку, но её взгляд исподлобья не предвещал ничего хорошего. Она замахнулась и со всей силы наградила Софи пощёчиной. Оцепенение охватило её едва устоявшую на ногах дочь, со слезящимися от боли глазами и вырывающимися судорожными вздохами из груди. Никогда прежде мать не поднимала на Софи руку. Никогда.
– Да что ты знаешь, дрянная девчонка? – Шипела она, словно была одержима самим дьяволом. – Ты возомнила себя самой умной? Возомнила, что можешь меня ослушаться? Что, твоё тупое любопытство удовлетворено? Так знай – он здесь не случайно. Он твой брат, Софи. Он выродок, которому среди нормальных людей нет места. И если бы не доброе сердце вашего отца, я давно бы покончила