История тысячи миров. Иан Эдо
с помощью гвоздодёра избавиться от досок и помочь несчастному узнику выбраться из его темницы. И бежать. Так далеко и быстро, как только хватит сил. Она знала, что за её домом начинались фермы, что там можно было укрыться на полях и питаться овощами. Она даже прихватила взятую когда-то из кухни кулинарную книгу с собой и рассчитывала отыскать в сарае старые закоптелые кастрюли. Это было куда лучше, чем жить той жизнью, которая её ожидала в доме, в котором жила её озверевшая мать. Софи жалела об одном – что не могла взять с собой гитару.
На её счастье, сарай действительно не был заперт. Она вошла в него и сразу же принялась разыскивать в полутьме необходимые ей вещи, едва глаза привыкли к темноте. Лестница нашлась довольно быстро – благо, она была не маленькой.
Софи знала об её существовании, так как часто видела, как использовали её в хозяйстве слуги, снимая урожаи с яблонь или срезая особо мешавшуюся ветку с раскинувшейся вплотную с домом ивы. Она, как не солгала ей память, была достаточно высока, чтобы достать до крыши в нужном месте. Хоть и оказалась очень тяжела и заставлена всяческим хламом. А вот гвоздодёр заставил Софи переживать. На его обнаружение ушло слишком много времени, отчего ей стало довольно жутко.
Она всё боялась, что кто-нибудь из слуг встанет пораньше и выйдет в сад. Увидит лестницу, которую она вытащила из сарая, а может быть сразу свисающую из её распахнутого окна верёвку. И всё. На этом всё и закончится. Она уже представляла себе, как мать потащит её в комнату за остриженные против её воли волосы и прикажет садовнику по пути заколотить её окно, использовав подготовленную лестницу для этого… Как она разозлится, увидев разорванные платья, а ещё больше вспылит от испорченных волос, за которыми она следила почти с самого рождения дочери. Но вскоре удача всё же улыбнулась ей и Софи победоносно выудила из горы ржавых пил не менее проржавевший гвоздодёр, увесистый настолько, что если им ударить, то легко можно бы было сломать кость, а то и проломить череп.
Положив инструмент в свой ранец и, ухватив лестницу, Софи заковыляла к дому. Сердце в её груди тяжело бухало, а рассвет и неумолимо поднимающееся над горизонтом солнце внушали ужас, обдающий её тело мелкой дрожью. Туман уже рассеялся, когда она раздвигала лестницу и поднимала её изо всех сил, устанавливая у стены. Это оказалось куда тяжелее, чем дотащить её от сарая. Но и с этим Софи справилась, зная, что не может всё бросить. Она не могла позволить матери убить того парня, кем бы он ни был. Её сердце обливалось кровью при воспоминании о вскрике узника, когда каблук матери придавил его кисть к полу, ёрзая на бледной чешуйчатой коже как на выползшем таракане. Этот изданный им хриплый вскрик раздавался у неё в ушах снова и снова, едва память возвращалась к прошедшей ночи. Наверняка он так испуган, так испуган.. а что если она сломала ему какую-нибудь из крошечных костей, что находятся внутри ладони и сейчас ему ужасно больно? От этих мыслей Софи снова поторопилась.
Лестница с горем пополам