Место издания: Чужбина (сборник). Отсутствует

      Подвыпивший принц, повернув за угол бульвара Мадлэн, вероятно, уже забыл о Пико, а Пико будет вспоминать о нем всю жизнь…

      Как легко ближнему оставить след в нашем сердце…

      Уже было далеко за полночь, когда я услыхал испуганный и визгливый крик Большой Генриэты. Человек в кепке и шарфе, одноглазый и со шрамом на лице, вырывал у нее сумочку и бил ее по лицу.

      Из-за угла спешил на эту сцену знакомый уже мне «буржуа» с рыжими усами. Сутенер оказался его случайным помощником, так как задерживал Генриэту.

      Я подбежал сзади к сутенеру и, дав ему здорового тумака, оторвал его от жертвы.

      Большая Генриэта была спасена. Прижав к груди сумочку, она бросилась бежать.

      Я повалил сутенера и прижал его к земле.

      «Буржуа» был вне себя от негодования.

      – Послушайте, черт вас побери! – завопил он, брызгая слюной. – На кой дьявол вы вмешиваетесь не в свое дело?!. Сторожите себе ваши двери и окна и не суйте рыло туда, куда не следует!..

      – Я защитил женщину от этого негодяя, – ответил я, осторожно выпуская апаша из своих объятий. – Это – мой долг, не только как стражника, но и как мужчины… А по какому праву вы суетесь ко мне со своими замечаниями?

      – Вы мне помешали задержать Большую Генриэту. Эта развратница опять улизнула от меня…

      Я насмешливо свистнул…

      Он готов был разразиться новым потоком ругательств и угроз, но в это время подошел мой бригадир и он обратился к нему с официальной жалобой. Бригадир аккуратно все записал, но не сделал мне никакого замечания.

      «Буржуа» удалился взволнованный…

      Зайдя к себе в закутку, чтобы подбросить угля в печку, я нашел у себя новую гостью.

      Бабочки летят на огонь, а в такой холод особенно…

      Это была среднего роста, стройная, не по сезону легко одетая блондинка. В лице ее, красивом и немного надменном, не было ничего, что роднило бы ее по профессии с Большой Генриэтой и белокурой Симонн.

      Я приложил руку к козырьку и вопросительно посмотрел на нее.

      – Я сейчас уйду, – сказала она и, сняв с удивительно красивой и тонкой ножки бальную, серебряную туфельку, стала сушить ее у огня.

      Английский костюм и бальные туфельки слишком не подходили друг к другу, и я невольно обратил внимание на этот контраст.

      – Не удивляйтесь, – сказала она, и лицо ее скривилось в болезненно-презрительную гримасу. – Вчера они проиграли мою шубу и новые, лакированные туфли.

      – Кто «они»?..

      – Мой муж и его папаша… Они погубили меня и сами в конце концов кончат плохо…

      – Но… почему же вы…

      – Почему я на улице?

      Туфля ее высохла, и она сняла другую.

      – Потому, мосье, что я – уличная девушка.

      Я дежурил двадцать седьмую ночь на площади Конкорд и потому уже ничему не удивлялся. И я сказал спокойно:

      – Я бы вас принял скорее