Дома не моего детства. Игорь Гуревич
она ещё долго стояла вот так посреди тротуара. Мимо по одному и парами тёк, спешил, прогуливался праздничный народ. Первомай затихал. Над Киевом загорались ночные звёзды…
На следующий день после завтрака Ицик предложил брату:
– Мойша, давай выйдем на улицу, подышим.
Они поднялись во двор.
– Вот, – сказал Ицик и протянул конверт.
– Что это? – отпрянул Моисей. Не любил он писем – ни писать, ни получать. Что-то тревожное было в этих бумажных прямоугольниках в марках и печатях.
– Это письмо из Сибири.
– И что там? – спросил Моисей, по-прежнему не прикасаясь к конверту.
Ицик помолчал, глубоко вздохнул, словно собираясь с духом, и внятно, чуть не по складам прочитал самое главное, то ли для того, чтобы глуховатый Моисей всё хорошо расслышал, то ли чтобы самому ещё раз осознать прочитанное:
– «Ицхак, пишу тебе за брата. Ты знаешь, что его арестовали как врага народа. Сначала держали в городской тюрьме. Потом отвезли на пересылку. Оттуда должны были куда-то в Казахстан везти. Или на Таймыр, не знаю. По дороге он умер. Нам пришло извещение. Написано: по состоянию здоровья. Вот и всё. Нет больше Яши. Даст Бог, когда-нибудь свидимся с тобой и Мишей, познакомимся лично. А пока говорить больше нечего. Помяните там брата, раба Божьего. Ваша невестка Мария. Дети тоже передают поклон. Пишите, если что».
Моисея будто кувалдой ударили в грудь. Дыхание перехватило.
– Какого «раба»? – переспросил, повторяя про себя только что услышанное и не понимая до конца.
– Жена его писала. Она русская, крещёная, – пояснил Ицик.
– Значит, Яков…
– Может, и Яша.
– Да я не про то… Я про… Умер?
– Таким не шутят. И потом жена как-никак…
– Пойдём в синагогу, – сказал Моисей.
– Зачем?
– Пусть помянут как положено.
– Я не пойду, – отказался Ицик. И добавил: – К чему всё это?
– Значит, я сам схожу, – упёрся Моисей. – Да, а письмо порви и выбрось. Или ещё лучше сожги. Мало ли что.
И он пошёл через двор не оборачиваясь. До последней из оставшихся в городе полулегальной синагоги, даже и не синагоги вовсе – так, квартиры для миньяна[21] – было пешком не меньше часа.
Глава 5
Семён Милькин. Зима – весна – лето 1936 года (тевет – сиван 5696)
Вот уже полгода, как Владлена Чос работала продавщицей в главном продуктовом магазине Киева – гастрономе на Крещатике, то есть на Воровского. Это была блатная работа, и досталась она Владке…
А зачем много говорить? Досталась и досталась – кому какое дело? Конечно, может, которые особо щепетильные, и попрекнут, мол, через одно место добыла. Так ведь если дал Господь ей такое хорошее место в придачу к миловидному лицу, крутым бёдрам и высокой груди, так дурой надо быть набитой, чтобы такой благостью не воспользоваться. А на ней ведь ещё и сын: растёт хлопец не по дням, а по часам, вот уже и ест как заправский мужик. А одежонку
Миньян – община не менее чем из десяти взрослых евреев-мужчин старше тринадцати лет и одного дня, собирающаяся для общественного богослужения и для ряда религиозных обрядов в иудаизме, в том числе для поминальной молитвы.