Фельдмаршал в бубенцах. Нина Ягольницер
я узнал об этой лавчонке, куда мальчик-посыльный принес цветы. Не слишком надежная нить, но невелика сложность на всякий случай сунуть несколько монет побирушке, что сидит на противоположной стороне улицы и все видит, хотя его самого давно никто не замечает, так он слился с замшелой стеной. Ну а найти недалекую и завистливую ханжу, которая будет в оба следить за нелюбимой подружкой, – это и вовсе задачка для школяра. Особенно если намекнуть, что той светит богатый жених.
– Ловко, – одобрительно отметил Пеппо, будто речь шла вовсе не о нем. – Только зачем так корячиться, если ты все равно уже знал, где меня искать?
Доминиканец оскалился:
– Ну а как тебя в траттории брать? Народ кругом толпится, да и ты не прост. По темноте из дому ни ногой, кинжал из рук не выпускаешь. Еще возьмешь, паскудник, да заколешься, и поминай как звали. А девкой ты прикрываться не станешь, натура у тебя… хм… сентиментальная.
– И тут не поспоришь… – задумчиво проговорил Пеппо. – Итак, что тебе нужно?
– Дураком прикидываться будешь? – процедил монах.
– Да, – невозмутимо отозвался оружейник.
Доминиканец понял. Он секунду постоял на месте, а потом уволок Росанну в кладовую и запер обе двери.
– Что ж, теперь к сути, – холодно начал он, возвращаясь и становясь напротив юноши. – Торговаться и не вздумай. Ты проиграл, уясни это. Условия ставлю я – ты подчиняешься. Просто потому, что у тебя нет выхода.
Повисла короткая пауза.
– Продолжай, – спокойно кивнул Пеппо.
Доминиканец шагнул ближе, понижая голос:
– Мне нужна Треть, которая находится у тебя. Это ты знаешь и сам. Она нужна мне немедленно, никаких отговорок.
– Иначе что?
– Иначе, – ровно отозвался монах, – я очень огорчусь. И чем больше ты меня расстроишь, тем дольше будет умирать твоя девка. Отцу ее тоже не поздоровится, но его можно и не убивать. Куда интересней оставить его коротать старость со сломанной спиной и мыслями о покойной дочурке. Он-то не слепой. Поверь, воспоминаний о зрелище, которое он найдет здесь, вернувшись, ему хватит на десять смертей.
Лицо Пеппо исказила судорога, на челюсти взбухли желваки. Доминиканец кивнул:
– Понятливый, пащенок. Поэтому давай обойдемся без уговоров.
Оружейник молчал почти минуту. По лицу шли тени, будто за скупо освещенным занавесом разыгрывалась невидимая сцена. Он медленно вдохнул. Выдохнул.
– Хорошо.
– Вот и славно. – В голосе монаха послышалась усмешка. – Где она?
– Уж точно не у меня за пазухой. Спрятана на совесть, и путь неблизкий.
– Меня жена дома не ждет, девку я запру в лавке. А сейчас клинок сюда, только без суеты.
Пеппо шагнул вперед, медленно выложил на прилавок кинжал, и монах осклабился:
– Вот и умник. А теперь идем. И никаких фокусов, девку пожалей.
Юноша покорно двинулся к двери. Они вышли на крыльцо, доминиканец запер дверь лавки, сунул ключ под стоящий на крыльце мешок и ткнул оружейника в спину:
– Вперед!
Пеппо