Ненормат. Кат Катов
лузгали семки,
матеря всех очкастых растяп:
«Хорошо бы поставить их к стенке,
не туда ли ведёт их этап?»
Был конвой правоверен и злобен,
по-владимирски скучен и ряб.
Спотыкаясь в ухабах колдобин,
к горизонту стремился этап.
Весь в красивых наколках на теле,
от дороги тяжёлой ослаб,
он ногами ступал еле-еле —
не доевший баланды этап.
Обессиленный лёг он и замер
под молчанье зловещее баб.
Весь такой исторический ламер —
современный российский этап…
Матюгнётся студенточка «фак ю!»
в свете зала читального ламп,
просмотрев на грядущем истфаке
два абзаца про здешний этап.
Где стабильности полная шляпа
и духовности пошлый масштаб…
Население шло по этапу.
Был невесел весенний этап.
Побег
День-ночь, день-ночь,
тиканье часов.
Шаг прочь, шаг прочь,
двери на засов.
Уйти, уйти,
не мешать жить.
Позади, позади
порванная нить.
Чуть свет, чуть свет
выйти на перрон.
От бед, от бед
сесть в пустой вагон.
Там где, там где
ярки краски дня,
там нет, там нет
больше нет меня.
Летит, летит
за стеклом дождь.
Нелепых обид
в кассу не вернёшь.
Опять, опять
пусто за душой.
Не дать, не взять
и хоть волком вой.
Прочь-вон, прочь-вон —
мысли в пустоту.
Качает вагон
позднюю звезду.
Отповедь
Ни света, ни отблеска, ни тишины
на плясках тепла и покоя.
Последней крапивою обожжены
остатки любви и левкоя.
Труба задохнулась в победном глотке
фальшивящего оркестра.
Уходим с оглядкой, бежим налегке
как будто украли невесту.
Нет гордости плача и нет палача,
с невыплаканными слезами.
И некого в фарш порубить сгоряча,
столкнувшись в проулке глазами.
Октябрь-забияка нам хлещет в лицо
тоскливой дождливою плетью.
Мы молча покинем чужое крыльцо,
мы просто чужие оплетья.
Никто не задержит, никто не вернёт,
никто никого не осудит.
А ветер тревожную песню поёт,
которая точно погубит.
Мы все умираем в чужой глубине…
Читатель, а ты не тупица?
Ты ищешь в бессмысленной этой хуйне
от Бродского, что ли, крупицы?
Да ты, я гляжу, ценишь гения труд,
не чужд ты изяществу слова.
Я эту херню написал в пять минут, —
не Вера я, чай, Полозкова.
В фейсбуке поэт каждый третий, считай,
тут много искусников слога.
Иди,