Ненормат. Кат Катов

      Не важно. Мне до вас и дела нет.

      Я это к слову – в общем, беспричинно.

      Презрев сегодня промискуитет,

      задумался случайно о кончине.

      Своей, конечно, хрена ль ваша мне?

      Так вот, я сдохну рано или поздно.

      (Тут надо бы о порванной струне,

      о том, что захлебнутся криком звёзды

      и прочую фальшивую фигню,

      но лень, и скучно, и бесперспективно).

      И лишь последних несколько минут

      заставят обернуться объективно.

      Ну, что? Да ничего, такую жизнь

      не принято описывать в романах.

      Ага, давай ширей карман держи,

      что вдруг найдётся хроникёр гуманный,

      биограф твой, посмертный милый друг,

      исследователь бытия поэта.

      Который понапишет много букв

      о том, как приключалось то и это.

      Как ты пришёл к вершинам мастерства,

      как жил, любил и тяжело работал…

      Увы, судьба жестока и черства,

      ей похую твои гомозиготы.

      Уж лучше сам, покуда полон сил,

      покуда не лежу на смертном ложе.

      Ну да, я, в общем, милым в детстве был,

      что о себе сказать здесь всякий может.

      Потом, конечно, стало похужей,

      но и не так чтоб стал исчадьем ада.

      (Тут запросилась рифма «Фаберже»,

      а вслед за ней к чему-то и «помада»).

      Умел любить, умел и предавать.

      Был на войне не шибко знаменитой.

      Залазил к разным женщинам в кровать,

      мог в одного приговорить пол-литра.

      Чего-то там придумывал в башке,

      чего-то даже где-то воплощалось.

      Бывало, что и нос был в табаке,

      бывало, и рубля не оставалось.

      Тщеславием излишним не страдал,

      зато страдал излишне по химерам.

      Когда за мной приедет катафалк,

      то в воздухе слегка запахнет серой.

      Не оттого, что близок к сатане —

      с «Техуглерода» ветерок повеет…

      Страна не пожалеет обо мне.

      Лишь графоманы строй сомкнут теснее.