Футбол с улыбкой. Эдуард Маркаров
еще в голову не могло прийти, что от этого кладбища скоро не останется и следа.
Семья у нас жила все-таки больше по армянским традициям, а у армян после смерти отмечают семь и сорок дней. На семь дней посидели, вспомнили. И тут друзья из Еревана во главе с защитником Шуриком Коваленко звонят, выражают соболезнования и в очередной раз зовут к себе:
– Ну что ты там остаешься? Устали тебя просить. У тебя же больше нет ничего, что держало бы тебя в Баку…
И ведь действительно – родителей, которые не хотели ехать, больше нет. Правда, жена Стелла училась в Баку, ей еще полтора года оставалось, госэкзамены, диплом, сыну Эрику два года… Но с этим можно было справиться, они ко мне не сегодня, так завтра переехали бы. Я чувствовал – мои отношения с родным городом заканчиваются. Не тот он уже, что-то в нем изменилось, причем безвозвратно. И команда не та, и отношение ко мне…
Веские футбольные причины для перехода тоже были. Меня стали преследовать травмы, из-за которых я в двух последних сезонах за «Нефтяник» (точнее, уже переименованный на азербайджанский манер в «Нефтчи») провел мало матчей. К тому же в то время после двадцати семи на тебя уже начинали смотреть как на ветерана, игроки считались не до конца боеспособными – меня, например, в команде уже называли Артемычем. Я чувствовал, что отношение ко мне в клубе уже не то, но при этом понимал, что еще способен на многое.
Во время чемпионата мира 1970 года я был травмирован, но еще совсем не помышлял о переходе в «Арарат». А руководители уже стали думать, как от меня избавиться. Доктором в «Нефтчи» работал армянин, и он мне как-то сказал:
– Смотри, Артемыч, на тебя идет атака…
Главный тренер, Ахмед Алескеров, был ни при чем, «атака» велась на уровне республиканской федерации. Идея была такая: «Не тянет, тем более – армянин».
Тут и возникли мысли о переходе. А «Арарат» как раз остался без нападающего, и мне начали друзья и родственники названивать – приезжай, приезжай! И после смерти мамы я решился. Те, кто хотел меня убрать, добились своего. Но промахнулись. А я – доказал им, что они были не правы.
Все мои друзья давно были в Ереване. И в первую очередь – Шурик Коваленко, защитник «Арарата», с которым мы играли в юношеской сборной СССР. Он давно меня в столицу Армении зазывал, чуть ли не с самого начала карьеры.
Вот только при отце переехать в Ереван было невозможно. Он сам прошел в первые послевоенные годы через такой опыт, вышло неудачно, и мы вернулись в Баку. Папа пережил случившееся болезненно. Поэтому, как только я заговорил о том, не перейти ли в «Арарат», он отрезал:
– Пока я жив – ты в Ереван не поедешь.
Когда случились те отъезд и возвращение, я еще был слишком маленьким, чтобы их подробно помнить. Но история известная. Папу в 1946 году позвали играть в ереванский «Спартак», и мы всей семьей туда переехали. За Республиканским стадионом был бассейн и что-то вроде общежития. Там нас и поселили. Ему сказали: «Год поиграешь – дадим квартиру».
Прошел год, ничего не дают. Папа говорит:
– Неправильно