Глубоко. Пронзительно. Нежно. Ринат Валиуллин
части множества лиц, они облицовка. За ними человек. Человек и есть то самое помещение, где живет душа, высотка или хибара, ему решать самому, если не сложилось до него генетически, чаще всего он сам прораб своему счастью. (Я раб Шилы, я ее раб, она моя рабыня тоже, работы много, мы выстраиваем день за днем из поцелуев, прикосновений, объятий жилище нашим высоким отношениям, мы владеем друг другом, сколько уже прошли мои ее руки, сколько они уже прощупали нашей кожи.) Прорабы – это его предки до того, как он стал рабом: центрального отопления, канализации, водопровода и прочих коммунальных удобств. Свобода вентилирует помещение. Здание венчает пентхауз. Там лежат на диванах и предаются оргиям мысли, потом выходят на балкон покурить, или курят прямо на кухне, в однушке, где еще дети, теща, жена. Жена. «Сначала она поставила в доме свою пластинку, затем поставила произношение в общение с мужем, дальше – на место свекровь, на ноги – детей, потом, решив, что главное сделано, поставила на плиту разогревать суп и до сих пор счастливо ест его со всей семьей. Сильная женщина, глядя на таких, не хочется ставить на себе крест», – всплыла в потоке моего сознания цитата из рассказа Шилы об одной из своих подруг. Я смотрел на звезды, а в голове мял газету со вчерашней хроникой.
– Смотри, какой букет, – нашла она в новостях Насти фотографию и дала мне понюхать.
– Ты хочешь цветов? – снова вернулся я к своему плоскому экрану.
– У нас никогда не будет таких сюрпризов.
– Зачем ты ее будишь?
– Кого?
– Зависть, ты так красиво сидела, она так крепко спала.
– Это чувство самое ужасное из всех. Шила. Перестань. Посмотри лучше, какой красавец, – показал я ей новый российский истребитель.
– Я только начала. Почему с годами все труднее влюбиться?
– Все из-за одиночества, оно словно любимое животное. Его не бросить и отдать некому. У всех полно своего.
– Так хочется влюбиться этой весной, – наконец она посмотрела на самолет.
– Иди и влюбись.
– Конечно, как это по-мужски, послать женщину, вместо того, чтобы исполнить ее просьбу.
– Нравится? Истребитель шестого поколения.
– Ты истребляешь во мне все живое, – снова уткнулась Шила в свой экран.
– Все животное, ты хотела сказать?
– Я хотела, я хочу, я буду хотеть.
– Черт знает что, – вырвал я себя из дивана.
– А теперь ты пойдешь точить из деревяшек своих зверушек. Зоопарк какой-то.
– Раньше они тебе нравились, – достал я из ящика кладовки одну из заготовок. Это был сучок, подобранный в парке, напоминавший слона. Но настроения оживлять млекопитающее не было. Хотя психотерапевт, которого я должен был посещать, настоятельно рекомендовал от депрессии. Будто я ею страдал. «Самый верный способ снять стресс – занять руки». Я занимал. У меня была целая куча такого древесного хлама и даже появилась деревянная мечта: выточить из этих сучков и задоринок шахматы. Однако найти в лесу материал,