Дом Живых. Павел Сергеевич Иевлев
безумцы,
чьи речи непристойны лицедеям,
ведущим жизнь в тени среди иллюзий! – вступил в беседу Шензи.
– Противны ваши мысли о коварстве,
которым вы беспечно наделили
честнейшего из смертных, Полчек Кая! – добавил Банзай.
– Не он ли поглощён одним искусством,
служа лишь театральному призванью,
единой Мельпомене посвящая
свои и устремленья, и желанья? – продолжил Шензи.
– Лишь этим объяснением достойным
мы не подвергнем Мастера деянья
постыдным обывательским сомненьям! – укоризненно подытожил Банзай.
– Эд? – спросил нетерпеливо Пан третьего голиафа. – Я ничего не понял!
– Мои сиблинги хотели сказать, что Мастер Полчек безусловно выше пошлых политических интриг, которые вы ему приписываете. Он гений театра, и его не следует мерить обывательскими мерками. Его жизнь – великий перфоманс, его творчество однажды потрясёт мир, а все его действия лишь поиск достойных выразительных средств для его гениальности. Кто знает, кого он ищет? Не того ли, кто однажды заменит болтливого вонючего козла у руля будущего величайшего театра современности?
– Так вот что вы про меня думаете, лысые мудилы? – возмущённо затопал копытами козел. – Вы, бездарности, считаете, что чего-то стоите без своего режиссёра? Лишь моя работа с магией иллюзий придаёт завершённость гениальным творениям нашего Мастера! И она же помогает скрыть вашу сценическую никчёмность от глаз искушённой публики! Да что вы вообще понимаете в искусстве, горные людоеды? Если бы не моя специфическая внешность, Альвирах не знал бы актёра лучше! И, кстати, я не «вонючий козёл», а демон, имеющий форму козла. Я не ем и не испражняюсь.
– Воняешь ты, Пан, всё равно как настоящий, извини, – сказал примирительно Кифри.
– Это психосоматика, – буркнул Пан. – Мой запах у вас в мозгах, а не в носу.
– Вот именно, – вздохнула Фаль, – нос хоть заткнуть можно.
***
– Франциско! – спрашивает вернувшийся в своё кресло в кабинете Полчек Кай.
– Да, господин?
– С какой целью ты прячешь от меня сегодняшнюю газету?
– Я бы ни за что не позволил себе, господин!
– Ты сунул её за стойку для зонтов, когда думал, что я не вижу. Это не лучшее место для свежей прессы.
– Вы правы, господин. Нам следует поставить в прихожей мусорное ведро. Единственно достойный сосуд для этого позорного вместилища врак и мерзкой клеветы.
– О, значит, наш вчерашний спектакль не прошёл незамеченным критиками?
– Вы о гнусных писаках с грязными перьями, которые они вынимают из глубины собственного ануса, чтобы написать очередной пасквиль коричневыми чернилами оттуда же?
– Кажется, сегодня там нечто особенное, – довольно кивает Полчек. – Обычная разгромная рецензия тебя бы так не возбудила. Будь любезен, прочти.
Гоблин, демонстративно кряхтя,