Шкатулка княгини Вадбольской. Галина Тер-Микаэлян
чего, – широко осклабился родственник, – я говею и святых даров причащаюсь, а коли за грех твой предо мною тебе сторицей воздано, так то не моя вина. Я-то тебя, кузен, может, и простил бы по-христиански, да Господь не прощает.
– Вон! – задыхаясь, прохрипел Филипп Васильевич. – Убирайтесь, все из-за вас! Судом установлено, что вы документ подделали, вы низкий человек, негодяй! Вон отсюда, пока я не велел вас вышвырнуть. Вся вина за мои беды на вас, вы перед Богом отвечать будете!
После ухода гостя он еще долго бушевал, и с языка его слетали гневные фразы. Они были вызваны болью и отчаянием, поскольку Николай Устинович Новосильцев, как бы мерзко он себя ни вел, никакого отношения к бедам его семьи не имел, однако с тех пор так уж у него повелось – вину за все несчастья возлагать на неприятного родственника. Со временем Захари, подыгрывая отцу, начал повторять в обществе его слова, принимая при этом таинственный вид. После этого обычно собеседники-мужчины начинали предполагать, что за Николаем Устиновичем числятся еще более позорные тайные преступления, дамы же приписывали ему способность наводить порчу.
Глава четвертая
В молчании проехав Адмиралтейский луг, молодые люди слегка придержали коней на Петровской площади у бревенчатого постамента будущего памятника Петру Первому, вокруг которого, слегка поеживаясь от начавшего моросить мелкого дождя, прохаживался молоденький солдат.
– Что ты здесь ходишь? – спросил князь. – Охраняешь что?
– Бревна, ваше благородие, – пояснил солдатик, – народ ушлый, вмиг растащат.
– Поедем уже, Пьер, – нетерпеливо заметил Захари, – к Рубло не успеем.
От площади Петр направил было коня в сторону Галерной набережной, но Захари с легким смущением в голосе его окликнул:
– Повернем здесь.
Он свернул на узкую и темную Исакиевскую улицу, берущую начало от старой Исакиевской церкви, и удивленный князь последовал за ним. Фонари не горели, потому что с тех пор, как старую церковь разрушили, народу здесь ходило немного, и улица «знатной» не считалась. Вдали маячило тусклым светом крыльцо одного из домов, но столь слабым, что дороги было не видать, лишь слышно, как под лошадиными копытами хлюпает осенняя грязь.
– Разве нельзя было проехать дворами с набережной? – придерживая коня и недовольно оглядываясь, спросил Петр.
– Нет, – буркнул Захари, – от набережной дом теперь фасадом отгорожен.
Действительно, дом Новосильцевых, как и многие другие, был отгорожен от Галерной набережной фальшивым фасадом. Нынешняя императрица Екатерина Алексеевна, заботясь о внешнем виде Петербурга, разрешала строить вдоль берега Невы только двухэтажные каменные особняки; владельцам старых деревянных домов надлежало их снести и возвести новые, а тем, у кого не было на это средств, – скрыть за красивыми фальшивыми фасадами, сооруженными за казенный счет. Филиппу Васильевичу Новосильцеву также пришлось прибегнуть к помощи казны – ему пришлось влезть в долги, чтобы хоть как-то