Глиняный род. Татьяна Владимировна Фильченкова
надо. М-м-мощёр, знак «мы». – Зрин нацарапал на кровнике четыре чёрточки и перечеркнул их поперёк пятой. Показал на каждую: – Мы, то есть хлеб, железо, дерево, глина и скрепляет всех ведовство.
Умир передал ему кровники Медыша. Зрин снова зашептал:
– М-м-медыш… Снова «мы». – Он почесал голову. – Медыш-ш-ш, «ши», как ветер в ивах шумит.
И нацарапал рядом со знаком «мы» три чёрточки, расходящиеся лучами из одного начала. Тут Умир заметил, что Ретиш стоит без дела. Прикрикнул:
– Чего рот раззявил? Лепёхи катай, помогай Медаре.
А в сарай уже входила Благожа с Енославом и челядью деревянного рода. Она сама пустила кровь деревянному хранителю, остальные выстроились ждать очереди к Умиру и Медаре. Первый же из деревянных просил оставить меру в долг. Умир спокойно кивнул.
Ретиш наделал побольше чаш Медаре и подобрался к Зрину:
– Чего Умир не возмущается, что в долг?
– Деревянные всегда отдают. Не хватает им зерна до весны, они бы и рады сеять, да поля их далеко, все ближние пашни Сиян с Сувром прибрали.
Зрин нацарапал черту, сбоку вверху приделал к ней уголок.
– Знак дерева. На топор похож.
Как закончили с последним из деревянных, Благожа вышла к воротам и сказала для всех ожидавших:
– К утру налепим полдюжины зудей для Сувра и дюжину для Сияна. Остальные приходите за зудями завтра.
Умир обтёр нож и убрал за пояс. Кликнул дремавшего в дальнем углу на соломе Зыбиша. Тот растолкал Тихушу, укрыл спящего Малушу и подбежал к старшим.
– Вам с Тихушей воду с маслом подносить, – велел Умир. – Ретиш, ты у Зрина в помощниках, запоминай, что к чему.
Все принялись таскать глину и ссыпать в чаны. Потом залили воды с маслом и стали месить в тугое тесто. Зрин пояснял:
– Масло для мягкости добавляем, с одной водой глина сохнет и крошится, а с маслом зудь два дня ходит.
После вылепили четыре столбца – ноги зудя. На них положили брёвнышко с толщённым краем, тело. Зрин добавил к нему ещё глины.
– Это грудь. Она крепче остального быть должна, на ней верёвки крепятся, что соху тянут.
Зрин ковырнул ножом ямку посреди груди, вложил внутрь один из кровников.
– Это ведуна. На спину тоже ведуний знак наносим, чтоб не спутать. – Он запечатал ямку с кровником и нацарапал на брёвнышке глаз.
Лепить закончили, когда уже солнце встало. У ворот уже поджидали работники Сувра и Сияна. Ретиш во все глаза смотрел, как старшие будут оживлять зудей, но как ни таращился, ничего не заметил. Вот зуди стояли недвижные – и вот уже пошли, аж земля от топота загудела.
– Идите мойтесь, я пока поесть соберу. После спите до вечера, – сказала Благожа.
Двор был завален бочками и мешками – платой за зудей. Бочки стояли и в доме. Умир вскрыл одну. В ней оказалась сомовья солонина, уже ржавая, с прошлого витка. Он достал ломоть, срезал край, попробовал, тут же скривился и сплюнул.
– Солёная до горечи.
Благожа поставила на стол горшок с холодной рыбной похлёбкой.
– К вечеру вымочу и пирогов напеку.
Ретишу