Точка Невозврата. Михаил Макаров
корниловцев. Таким приёмом «Железный Степаныч» ушёл от конфликта с честолюбивым Скоблиным, не мыслящим себя ни в какой ипостаси, кроме предводителя лучшего соединения Доброволии.
Преторианские амбиции двадцатипятилетнего вундеркинда беспокоили Кутепова. Заполучив дивизию, он обоснованно возжелает генеральства. Обретя погоны с зигзагами, успокоится на недолгое время, чтобы вскорости заявить о новых претензиях. Каких?
У дроздовцев – аналогичное явление. Будто на дрожжах входил там в силу молодой вождь Туркул, затмевающий славой своего начдива. Умница Витковский, видя поползновение на власть, в каждом донесении, отмечая заслуги храбреца, неизменно вкрапливал детали, бросающие тень на репутацию полковника.
В последней депеше начдив-3 уведомил командующего корпусом о сделанном им замечании Туркулу. Поводом для внушения (разумеется, устного и приватного) послужило то, что полковник с приближёнными офицерами после хорошего обеда излишне поусердствовал над свежей партией пленных.
Усмирение русского бунта невозможно без твёрдости. Идейные враги – комиссары, жиды, бывшие офицеры старой службы, сознательно пошедшие на службу к красногадам, должны истребляться поголовно.
Но простому народу, массово одураченному благодаря своей дремучести, надлежит являть милосердие. Хотя бы из практических соображений – война кончится не завтра, для её ведения потребны солдаты.
Мстительность Туркула объяснялась трагедией его семьи.
«Но на дворе не февраль восемнадцатого, мы не в Ледяном походе! Без преувеличения весь цивилизованный мир затаив дыхание взирает за героической поступью белых страстотерпцев», – Кутепов не заметил, как вступил в мысленную дискуссию, причём в пафосном тоне.
Телеграфируя Витковскому, комкор поддержал его принципиальную позицию по недопущению расправ над пленными красноармейцами.
«Ретивую молодёжь обуздаем, главное, не потворствовать её вольностям и не самоустраняться от проблем, как это повелось у командующего армией», – размышления взбудоражили Кутепова, о сне он позабыл окончательно.
Всё больше головной боли ему доставляло поведение генерала Май-Маевского. В июне после занятия Харькова тот, что называется, сорвался с нареза. Прибыв в город, едва очищенный от большевиков, начал бурно праздновать победу. Не выходя из вагон-салона, устроил грандиозную пьянку, в которую втянул штаб третьей пехотной дивизии.
Деликатный Витковский, предвидя пагубные последствия преждевременного праздника, просил тогда Кутепова убедить командарма отложить приезд. Остановить азартного Мая не удалось. Обосновавшись в Харькове, он ввергся в пучину бесконечных обедов, ужинов и банкетов, сопровождавшихся обильными возлияниями. Губернское общество чуть ли не ежедневно чествовало прославленного полководца, который под влиянием своих страстей терял волю.
Слабости Май-Маевского стали затмевать его достоинства. Он пропивал ум, здоровье и незаурядные способности. Его