Обитель. Константин Демченко
мальчишка…
– Ишь ты, какой сердобольный стал. Если тебя совесть совсем заела, можешь его к себе забрать. Вместе с бабкой, – ехидно и зло проговорил доктор, но затем сказал уже мягче: – Жалко мальчишку, но я ничего сделать не могу.
Фома опустил голову, посопел, потёр ладонью короткую щетину и сказал:
– Посмотрим. Зайду после следующей смены, она как раз через два дня. Дождёшься?
– Дождусь. Ты же знаешь, это я не из вредности и не из ненависти к человече…
– Знаю. Уж мне ли не знать, Серго…
В памяти Фомы всплыла ночь десятилетней давности, когда его принесли к Серго на операционный стол, и тот буквально вытащил его с того света, пришил обе руки и заштопал распоротый живот. По каким-то своим соображениям доктор тогда использовал чудо-средство из Обители, что поставляли в Сити в мизерных дозах и запрещали использовать его просто так, не согласовывая. Доктор не спросил разрешения, разорванные кровеносные сосуды, мышцы и сухожилия срослись, раздробленные в крошево кости восстановились, воспаление спало. Ему тогда сильно попало, он даже чуть не вылетел на улицу, но всё-таки удержался – уже тогда не было никого лучше него. Но зелье не выделяли почти год.
Ещё не раз и не два доктор помогал Фоме выкарабкаться и остаться в строю: зашивал, накладывал шины, вводил антидот, лечил ожоги и сотрясения. Он делал всё, что было в его силах, так что о каких-то претензиях Фома доже помыслить не мог.
– Ладно, – произнёс Фома, вставая со стула, – пойду, отдохну. Не в том я уже возрасте, чтобы после ночи кузнечиком прыгать. Может вечерком по кружке пива?
– Рад бы, да у меня своя ночь на носу. В следующий раз, – развёл руками доктор.
– Ну ладно тогда, бывай.
Фома вышел за дверь, тихо прикрыл её за собой и побрёл домой. На душе скребли кошки. Никак он не мог этого пацанёнка из головы выкинуть. Казалось бы, ну подумаешь, мальчишка – таких в Глроде сотни, а на Грани так вообще тысячи. Худые, чумазые, злые, не помнящие родителей, или, к сожалению, помнящие, сбившиеся в стаи, разных способностей и возможностей, выживающие и, чаще всего, умирающие, пропадающие без следа либо в Клоаке, либо в Обители – и там, и там достаточно тварей, охочих до детского тела. Фома, как и большинство обитателей Города, просто их не замечал, и не потому, что плохой, а потому, что привык. Это норма, так было до него, и так будет после него… А этот вот зацепил, хотя ничего особенного в нём, вроде бы, не было.
Как и договаривались, Фома вернулся в лазарет через два дня, отстояв очередную смену на стене.
Серго его встретил и сразу же провёл в палату, где ждали своей участи старуха и мальчишка.
Комнатушка была настолько маленькая, что туда вмещалась только койка, и оставался проход для одного человека. Под потолком имелось небольшое окошко с толстой решёткой, пропускавшее бледный утренний свет и почти не спасавшее от укутавших углы теней. Тёмно-серые стены и такой же пол тоже не добавляли комнате изящества, а тяжёлая обитая железными полосами дверь так вообще превращала её в камеру.
– На