Грешным делом. Яков Пикин
кое –как докромсав колбасу, прицелившись, метнула Циля нож в кухонную раковину.
– Ты хочешь сказать, – нарушил их странное общение Анастас, рассматривая богатства на столе, – что на всё это я могу рассчитывать, зайдя в пивной бар?
– Рассчитывать можешь, получить – нет, – отрезала Зоя, вызвав шквал эмоций.
Сам не зная почему, но я снова залюбовался ей. В этот миг, когда она шутила, она была невероятно, да нет, сказочно красива! Кажется, заметив на себе мой изучающий взгляд, Зоя, сделав, вид, что занята сортировкой продуктов, произнесла:
– Учитесь, как надо бороться с эгоизмом:
Подталкивая еду, она стала командовать: это можно поджарить, это так съесть, это просто отварить надо, в общем, разберётесь…
– Великолепно, – с набитым ртом выдохнул Анастас, когда всё было готово. – Обожаю ходить в гости, здесь всё намного вкуснее!
– Что ж я, дура, хрен не взяла…– глядя на Цилю, спохватилась Зоя.
– Ничего. Зато ты взяла до хрена! – Успокоил её Анастас.
Мы все снова зашлись в хохоте. Зоя поощрительно кивнула ему, лобызнув попутно глазами и меня.
– А, ладно, – махнула рукой Циля, – так хоть языки, может, с беконом уцелеют.
Но языки тоже не уцелели. Ими пришлось молоть до утра. Что касается консервированных, то их утром поджарили с яичницей. К финалу последней бутылки свинцовые тучи общего настроения рассеялись, окрасив осеннее вчера в радужные перспективные тона.
Зоя, я и Циля начали вдруг спорить об искусстве. Это вполне нормально для русских, когда они, выпив больше, чем надо, начинают спорить о том, о чём понятия не имеют.
Анастас, в отличие от меня, благоразумно молчал, лишь изредка поддакивая тому, что слышал. «Коринфский стиль, Ренессанс, Готика, потом Барокко и Рококо, дальше ничего нет. Всё, закат Европы!», говорила регулярно читавшая Шпенглера немка Зоя. «Нам бы такой закат», кивал Анастас. «Вот именно», поддакивала Циля. «Ты бы у нас в Торжке побывал, узнал бы, что такое закат. Без Европы». Но Зоя стояла на своём: «да у нас всё впереди, как вы не понимаете? Здесь скоро такое начнётся- мама не горюй!». «А мне, кстати, нравится этот фильм «Не горюй», перевёл вдруг Анастас разговор в кинематографическое русло. «Какой –то он оптимистичный»!
Теперь заговорили о любимых актрисах, актёрах, режиссёрах, съёмках, подходах к выбору натуры и искусстве в целом. Досталось Италии и Пазолини, вспомнили про Андрея Рублёва и Третьяковскую галерею. В конце разговора даже треснувшая голубая плитка над раковиной начала казаться патиной. Циля вдруг стала декламировать «Шаганэ». Анастас, послушав её, зааплодировал, потом сказал:
– Шаганэ – армянское имя. Значит, «добрая». Вы все очень добрые. Можно, я вашим туалетом воспользуюсь?
Суета с укладыванием на сон напоминала затихание концертного зала перед началом первого действия. Хлопали дверцы, скрипели пружины раздвигаемого дивана, шуршала материя, неожиданно выдал руладу забывшийся в туалете Анастас, и, под общий смех девушек, спевший громко: "Течёт река Волга!". А потом: слушайте, дайте мне ключ разводной,