Три. Екатерина Косточкина
кого-то из вас, в то время как мне бы отлично подошёл ваш.
Я оставила эти слова под качественной фотографией в своём блоге. Фотографией, что кажется совершенно иной версией меня. Да и слова совсем не те, что я говорю в жизни. Обычно я выражаюсь проще.
Любимое дело, работа, дом, друзья – у меня было то, что нужно человеку для счастливой жизни. Я не искала любви, считала, что она сама меня найдёт. Всё, чего я хотела – это прежде всего полюбить саму себя. Свои вечно запутанные чёрные кудри, свою манеру общаться, говорить, держаться в обществе, свою нервозность, свой дилетантский стиль письма и свою лень. Я желала принять все свои недостатки. Хотела любить себя за них, как любила Никиту за его небрежность в отношении к окружающим, за его эгоизм и самолюбование. Хотела любить себя, как любила Богдана за наивность, за чрезмерную доброту к окружающему миру и за робость. Хотела любить себя так же, как любили меня они. Но я не знала, заслуживала ли их любви. Заслуживала ли любви тех, кто поддерживал меня в блоге, заслуживала ли своих читателей.
Целыми днями я была предоставлена сама себе. Я находила время на раздумья и самоистязание, находила время на написание книг, а главное – у меня было желание, но не всегда хватало сил. Все свои тексты я писала под влиянием вдохновения. Оно выжимало из меня все соки. Я не прогрессировала, а забывалась, отдавая себя без остатка этой стихии. Когда вдохновения не было, я съедала себя изнутри. Богдан говорил, что одного вдохновения мало, и он прав. Неподготовленному уму отдавать себя на растерзание этому чувству – смертельно. Смертельно для маленького писателя внутри. Это как у спортсменов: нужна подготовка, мощь, недостаточно только теории, чтобы поднять гирю. Иначе надорвёшься. А я как раз этот маленький писатель, которому не хватало опыта и знаний, чтобы выдать на бумагу что-то действительно стоящее – первоклассное.
Вот я и мучилась. Внутри меня было столько прекрасного, но я совершенно не понимала, как мне с этим обходиться. И парадокс в том, что писатель учится исключительно на своих ошибках, он не вырастет, пока не набьёт себе шишки. Так и останется маленьким писателем, а может, ещё больше уменьшится в размерах.
Если бы я хотела отыскать здравый смысл в своей жизни, то начать нужно было бы с моих отношений с Никитой. Он написал за десять минут до того, как объявился на моём пороге со своей очередной пассией. У Липа был дурной вкус на женщин – он любил всех без разбора. Будь то танцовщица из клуба, одна из однокурсниц Богдана с художественно класса, француженка, которую он подцепил в сапсане, мама восьмилетнего мальчика… И вот теперь Катерина – длинноволосая блондинка с густыми белыми бровями, словно опалёнными; с белой, как бумага кожей; веснушки покрывали все видимые глазу участки её тела, осмелюсь предположить, что под одеждой они тоже были сплошь и рядом. В шутку мы с Богданом называли его девиц «новобранцами». Лип любил каждую по-своему, упивался их душами, их красотой, их любовью и их телами. Страсть между Никитой и девушками разгоралась быстро, но так же быстро