Уолден, или Дикая жизнь в лесу. Генри Торо
даже беспокойства. Наша одежда, которую мы носим постоянно – по сути наша клетчатка, cortex, а рубашка на теле – liber или склеронхима, её нельзя снять, чтобы не закабалить человека, чтобы не погубить его.
У меня нет никаких сомнений, что нет такого народа, который в известное время не носит чего-то подобного рубашке. Человеку следовало бы одеваться так просто, чтобы не потеряться в абсолютной темноте, так просто, чтобы уподобиться тому, как одинокий уходит из занятого врагом города – подобно древним философам и пророкам, с посохом, пустой сумой и спокойной, окрыленной душой.
Одна плотная рубашка греет лучше трёх тонких рубищ, и дешёвая одежда доступна большинству людей. Тёплое пальто обходится в пять долларов, и может прослужить пять лет, грубые, плотные брюки стоят два доллара, полтора – сапоги бычьей кожи, четверь доллара – летняя шапка, шестьдесят два с половиной цента – вязаная зимняя – но высшая честь связать её себе самому, ибо тогда она достаётся даром.
И неужто бедняку, облачённому таким образом, бедняку, который одевается на сроедства, добытые честным трудом, не встретятся честные, нормальные люди, готовые воздавать подобающее ему уважение?
Когда мне пнриходится обращаться к портнихе, чтобы заказать наряд определённого фасона, обычно портниха надувается от важности и говорит мне: «Этого уже давно никто не носит!» таким голосом, как будто это глаголет выпавшая из Эдема Дельфийская Сивилла, которой наплевать, кто там что носит, и каоторая вещает с видом зачарованного гипер-авторитета, мстительного, как сам Рок. Мне не так просто изложить в словах, что мне нужно, и ей трудно поверить, что такой тип, как я, говорит всерьёз и вообще в мире ещё есть такие неблагоразумные, странные персонажи, как я. Прослушав её очередной перл, я, как палочник, на время замираю, смакуя в глубокой задумчивости её основные тезисы, пробуя на язык каждое слово из её нагорной проповеди и пытаюсь добраться до сути её мессиджа и уяснить, кем же мне всё-таки приходятся эти «Ничевоки» и откуда у них такой авторитет в вопросах, которые касаются только меня.
Я мог бы ответить ей с обычной для меня торжественной помпой, даже не муточняя, кто же такие эти «ничевоки»: «Да, вы правы, до сего времени не носили, но уже начали!»
Хочется спросить, и зачем ей обмерять меня, когда она замеряет не золотники моего характера, а только ширину плеч, как будто я – обычная вешалка?
Не грации и не Парки – наши Боги, а Мода. Лишь она, мода уверенно и планомерно, авторитетно и веско ткёт, прядёт, кроит и шьёт для нас.
Самая распрекрасная парижская макака примеряет путевую каскетку, и, чу, вослед за ней все американские мартышки примеряют то же самое. Здравому уму только бы не отчаяться в бесплодных попытках добиться от близких простоты и примерной честности.
Это можно сделать, только засунув обывателей под огромный пресс – только так из них можно выдавить старые, замшелые