Инстинкт свободы, или Анатомия предательства. Страшный роман о страшном 1991-м годе. Александр Леонидов (Филиппов)
обрывавшейся в бездну, под которой рокотал ворочающий камни поток студеной горной реки.
Октава и Инга тоже были приглашены к мангалу, чтобы скорифаниваться на дорогу с компанией, и Октава пару раз подходил к Князевой сказать нечто больше служебной разнарядки…
Что-то должно было случится – но… не случалось! И унизительное положение подчиненного, стажера, и «говно свинячье» из уст отца любимой девушки отнюдь не прибавляли ему смелости. Погруженный в разноплановые свои комплексы неполноценности, кандидат на поездку в Коми-АССР совершенно искренне не замечал, что и Инга разок подошла к нему помолчать.
– Хороший шашлык – сказал ей Орлаев как бы невзначай – Молодой баран… – и мысленно дополнил, что это он про себя.
– Да… – улыбнулась Инга, чуть склонив голову. Её большие и пронзительные зелёные глаза, редчайшие здесь, горах, и примагничивали юного милицейского разгильдяя, и пугали – Не пожалел наш Гурхан, лучшего заколол…
– Инга… Ты… Водку пьешь?
– Как офицер обязана – засмеялась Князева – Но если тебе не нравиться, могу и бросить…
«Откажусь ради тебя!» – посылала она сигнал, который, как ей казалось, так трудно не понять. Но Орлаев услышал другое – случайно попавшее в сигнал слово «офицер» – то есть аттестованный сотрудник, что ему, судя по реляциям капитана, отнюдь не грозило. Октаве показалось, что Инга смеется над ним…
Они стояли друг перед другом, словно перед зеркалом, такие невозможно знакомые с ранних лет – и оттого такие разделенные. Каждому казалось – если все эти годы другой не сказал главных слов, то уже и не скажет, и не нуждается в них совсем…
– Товарищи! – заорал у мангала Кравино – Я предлагаю лучший тост из всех, прозвучавших сегодня! Я выиграю этот кинжал!
– Чего это он? – вздрогнул Орлаев.
– Они там конкурс устроили… – потупила Инга свои глаза-озера – Все говорят тосты, по-восточному, кто как умеет, а лучший тост премируется кинжалом в серебряной инкрустации…
– А-а…
– Я предлагаю тост! – заполошно орал Кравино, как придурок – За Михаила Сергеевича Горбачева! За перестройку!
Какая мерзость, казалось бы! Но ведь, в том числе и про Кравино спето советским златоустом:
…Волк не может нарушить традиций,
Видно, в детстве, слепые щенки,
Мы, волчата, сосали волчицу
И всосали: нельзя за флажки!
Он член КПСС, этот Кравино, он номенклатура, и что бы он ни думал про себя о Горбачёве – вслух он может крикнуть только это. Потому что с молоком матери всосал, что «нельзя за флажки»…
А между тем уже вовсю и повсеместно, и здесь, и сейчас:
Идёт охота на волков, идёт охота,
На серых хищников матёрых и щенков!
Кричат загонщики, и лают псы до рвоты,
Кровь на снегу – и пятна красные флажков…
И тут – такого постыдного петуха дал Савл тостом