Инстинкт свободы, или Анатомия предательства. Страшный роман о страшном 1991-м годе. Александр Леонидов (Филиппов)
доверенное лицо, новый особый порученец. Узнав про обстоятельства дела, Савелий Манулович предложит эту роль своему спасителю, Октаве.
И Октава подумает, что это шанс стать достойным красавицы Инги.
А Инга подумает, что Октава уехал от неё навсегда, потому что был к ней совсем равнодушен…
Вопреки протестам врачей, вопреки очевидной угрозе для жизни полуживой Кравино вылетел в Шамаху, в самый центр покусившегося на него осиного гнезда. Все вялые просьбы Октавы Орлаева съездить в Биштар, собрать вещи, попрощаться со знакомыми даже не то, что были отвергнуты, а отпали за собственной очевидной неуместностью.
– Парень! – сказал ему Манул, приобняв за плечи – Все на кону – и жизнь, и все, что может быть в жизни… Решай за минуту – ты со мной или сам по себе…
– С Вами, Савелий Манулович! – решил Октава, думая об Инге, и не догадываясь, что тем самым теряет её навсегда.
Лайнер взмыл над хвалынским берегом – и коршуном упал посреди аполипсиса. Не подумайте плохого: не разбился. Упал, имеется в виду, как коршун падает на добычу…
***
Саит-баба, задумавший старинное, как мир, похищение в горный аул понравившейся девушки, «попал». И, как говорится, «попал» очень круто, очень жестоко. В числе немногих уцелевших террористов он был схвачен, избит и пошёл по расстрельной статье. Как молодого, как комсомольца с хорошими характеристиками (а в основном, конечно, благодаря «урючным» деньгам родни) расстрел сменили на 15 лет колонии.
Но капитан Князев, чуть было не потерявший дочь, взъелся на земляка сильнее, чем на азиатских гастролеров и пообещал ему устроить его в «пресс-хату» с «курятником».
Там и случилось страшное – Саит-баба был «опущен» и сделан «петухом», да не просто по факту, а с рассылкой данных на него по зековской «зелёной почте». Иначе говоря, Саит-бабу ославили, как педика, по всем зонам, где сидело немало его знакомых и коллег по «рыночным отношениям».
Так едкая кислота страшных сведений проникла в родной аул Саит-бабы, где от него сразу отреклись и знакомые, и родственники, и односельчане. Тюркский кодекс чести очень строг к мужчине – «петухам» нет место среди тюрок, они становятся париями, как прокаженные.
Но вот тлеющая с 80-х война с далышанами вылилась в полноценное побоище, и озверевшие далышаны, вдохновленные жаждой кровной мести ударили по Хухомскому району. Шамаханцы с боями отступали, а колонии, в одной из которых отбывал свое наказание опущенный Саит-баба, бросали на произвол судьбы.
Саит-баба, разом постаревший лет на двадцать, из цветущего юноши превратившийся почти в старика, полуседой, потерявший всякий человеческий облик, был в горниле боя никому не нужен, его попросту забыли в камере. В Хухом пришли далышаны, проверили камеры, в некоторых нашли полумервых от голода и страха узников.
Саит-бабе повезло – он притворялся немым, что-то жестикулировал, а сурдо-переводчика