Моя возлюбленная сакура. Кэйсукэ Уяма
в выходной Мисаки.
Опустив телефон, девушка тяжело вздохнула и подняла глаза к небу. Луна выглянула из-за облака, и теперь от ее света вокруг вытянулись тени. Мисаки отправилась домой, будто гонясь за собственной проекцией на земле. А шаг ее стал легче, чем до звонка.
Наступил понедельник, и небо затянуло низкими тучами. С самого утра немного накрапывало. Ко второй половине дня дождь вроде бы прекратился, но грозил начаться снова в любой момент. Вот такая непостоянная погода.
Мисаки, которая валялась у себя и изучала модный журнал, перевела взгляд на часы у изголовья. Пять пятнадцать. Пора потихоньку собираться. Девушка поднялась и вытащила из ящика косметичку.
В самом ли деле стоило соглашаться на свидание? Мисаки красилась, а сама продолжала терзаться сомнениями. И вдруг, глядя на свое отражение, застыла. Нахмурилась и убрала прядь.
Седина… Седых волос сильно прибавилось, и они белели как молоко, которое только что добавили в кофе.
– Да что ж такое…
Это все стресс и усталость? Или еще что-то?..
Девушка постаралась отогнать тревогу, сделала себе новый пробор и спрятала седину среди черных волос.
По вечерам на Синдзюку яблоку негде упасть.
Парочки, которые возвращаются со свиданий, подвыпившие и подобревшие работяги. Мисаки украдкой глянула на розовые с золотом часы у себя на запястье. Назначенное время уже давно настало.
Кто ж опаздывает на свидание, которое сам назначил? Но стоило только Мисаки насупиться, как она увидела бегущего к ней Харуто.
Они давно не виделись. Наверное, поэтому Мисаки показалось, что он как-то повзрослел. Руки из-под укороченного рукава белой рубашки виднелись довольно жилистые, черты лица стали мужественнее. А вот волосы отросли и совершенно – видимо, от спешки – растрепались.
Мисаки почему-то засмущалась и отвела взгляд.
– Прости за опоздание! – Харуто принялся раскланиваться.
– Что ты, я сама только подошла! – ответила девушка, поднимая глаза. Невольно она обратила внимание на ухо, с которого сняли повязку, и увидела там выпуклый, похожий на червячка шрам. Виновато заметила: – След остался…
Харуто зажал мочку между пальцами и нарочито широко улыбнулся:
– Да не болит совсем, не страшно!
– Ну тогда ладно, – промолвила Мисаки, а перед глазами ожили ужасы того дня, и сердце сдавило чувство вины.
Харуто выбрал кафе где-то в десяти минутах ходьбы в сторону Ёёги – это оказался французский ресторанчик на выходе с узкой улочки, в кирпичном здании сдержанного стиля. Мисаки с первого взгляда поняла: дорогой. За порогом их укутал теплый оранжевый свет, а квадратные столы укрывали безупречно выглаженные скатерти без единого пятнышка. Харуто сказал, что на его имя забронирован столик для двоих, и их проводили в глубь зала. Официант изысканно предложил им присесть, и Мисаки почему-то окончательно оробела. Она впервые ужинала в заведении такого класса. Все совсем не как в «Ариакэ-я»: ни алого фонаря на входе, ни спящих пьянчуг. Ни, разумеется, шумного хозяина за стойкой.
Зачем,