Моя возлюбленная сакура. Кэйсукэ Уяма
А они никак не помогали – только повторяли, чтобы я не принимала близко к сердцу. Я отчаялась. Думала, мне всю жизнь так мучиться. И тут брат заметил, как я рыдаю, и отвел меня в ближайшую парикмахерскую. Я так волновалась! А парикмахер сказал: «Не боись, сейчас все починим» – и распрямил волосы… Я поверить не могла, что столько страдала из-за такой ерунды! Раз – и волосы прямые, настоящая магия! И тогда мне впервые понравилось собственное отражение.
Мисаки сощурилась, как будто смотрела на старые фотографии и предавалась воспоминаниям. Тут она остановилась перед особо раскидистой сакурой и, улыбаясь, поглядела в небо.
– Вот тогда все и решилось. Что я хочу делать прически. Такие прически, чтобы клиент смотрел на себя в зеркало и любовался.
Ее улыбка походила на юные лепестки сакуры. Харуто, глядя на нежное лицо в обрамлении розовых кружев, подивился такой прелести. Неужели и в детстве, когда смотрела в зеркало в салоне, она так же изумительно улыбалась? На сердце стало тепло.
Тут Мисаки, кажется, смутилась, что так разоткровенничалась, и поспешила сменить тему:
– Ну да что мы все обо мне да обо мне. Давайте о вас! Почему вы решили стать фотографом?
Молодой человек стиснул зубы: пора сказать правду.
Между ними пролетел порыв ветра, унося вдаль ворох розовых лепестков.
Харуто медленно, чтобы голос не дрожал, проговорил:
– Госпожа Ариакэ. Понимаете…
– Ой! Да это же Харуто! – воскликнул кто-то из-за спины. Обернувшись, молодой человек увидел бывшего коллегу из фотостудии. На плече у того болтался чехол с фотоаппаратом. Мужчина, махая рукой, спешил к давнему приятелю. – Сто лет не виделись!
Харуто приготовился к худшему. Перебинтованное ухо запульсировало болью. Он молил только, чтобы коллега не сболтнул ничего лишнего. Но, как известно, чем истовее ты жаждешь чего-то избежать, тем точнее сбываются твои страхи.
– Ты как, окончательно съемки забросил? Чем занимаешься?
Харуто похолодел, разве только инеем не покрылся. Он робко стрельнул глазами в сторону Мисаки и увидел, как та подозрительно нахмурилась. От этого взгляда температура Харуто упала еще на пару градусов.
– Ты знаешь, как нам тяжко пришлось, когда ты уволился из студии? Эх ты, безответственный!
Не в силах больше выносить присутствие бестактного коллеги, Харуто выдохнул: «Идем!» – и унесся прочь.
Они присели на лавочку уже возле самой станции Итигая. Молодой человек не смел посмотреть на свою спутницу, поэтому вперился взглядом в горизонт. Зловеще проскрежетал поезд, спешивший по линии Тюо в сторону Синдзюку, а следом грянул веселый смех других посетителей парка.
Она ничего не говорила. Безучастно молчала. И тишина пугала Харуто больше всего.
– Я вам солгал. – От страха он не мог совладать с дрожью в голосе. – Если честно, я не фотограф. Не выиграл ни одного конкурса и не зарабатываю фотоаппаратом себе на жизнь. Все неправда. Но какое-то время действительно фотографировал. Только я был ассистентом. И быстро уволился. – С рук, сцепленных на коленях, капал пот. – Поначалу