Жизнь, которая словно навечно. Анастасия Рубанова
подарить тебе набор косметики, но побоялась, что твое лицо, доверяющее только помаде и туши, не примет несвойственных ему захватчиков». Девушки посмеялись, и Армут поспешно вручила Рудковски рамочный коллаж для фото и кружку с надписью «I do what I want»3. Катерина обняла подругу и наградила ее пристыженными глазками: она избегала их встреч все последние месяцы, но тосковала по ним с нескрываемой виной.
Однако истинное изумление завладело гостями, когда подарок представил Генри. Ни один взор не мог обойти стороной переливающихся на свету рубинов. Обрамленные белым золотом, три крупных камня лежали на ювелирной подставке в одной руке парня. В другой он держал двадцать один пион – по цветку на каждый прожитый год Катерины.
Нелепым казалось сравнение масштабов широко раскрытых глаз и еще больше раздвинутых ртов – все, кроме Генри и его матери, неподвижно застыли, попутно прикидывая в голове цену подарка. Как ни печально, именно ближних порой до мандража поедает болезненное любопытство.
Катерину занимали мысли иного порядка. Привыкшей получать подарки, оные подобной вычурности и богатства казались девушки недосягаемыми. Она обвиняла себя в том, что не заслужила этой роскоши, и страшилась взаимного обязательства, неизбежно следующего за «корыстной» щедростью.
Рудковски стояла, смотрела, но не смела прикоснуться к драгоценному во всех смыслах ожерелью – вдруг аксессуар рассеется, оказавшись пустым миражом? Страшно, если так случится. Еще страшнее – если он окажется реальным.
Генри терпеливо ждал, не позволяя себя торопить девушку ни словом, ни жестом. Однако даже в преисполненной спокойствия и уверенности душе порой зарождаются всякого рода тревоги, и парень с опаской взглянул на мать – Алисия едва заметно пожала плечами и ответила не особенно вдохновляюще, мол, потерпи.
– Генри, я не могу… – нарушила затянувшееся молчание Катерина. – Это очень дорогой подарок.
К потрясению от помпезности украшения примешивалось и то, что преподносила его, возможно, первая любовь в Катерининой жизни. Подари надоедливый поклонник ей настоящий дворец – девушка, фыркнув, презрительно отворачивалась; вручи ей тот самый сорванную в поле ромашку – душа Рудковски взлетала к небесам.
Только сейчас девушка оторвала взгляд от рубинового сияния и посмотрела на щедрого благодетеля отдающими синевой глазами – настоящий Байкал! Но возможно ли, находясь среди антарктических льдов, не испытывать стужи, исходящей от их нескончаемой мерзлоты? Генри, как бы спасая от холодной смерти обоих, приобнял Катерину. Неловко – мешали занятые подарками руки.
– Истинную ценность подарка определяет не тот, кто его дарит, а тот, кто принимает, – он дотронулся до ее макушки – иного не позволяла разница в росте – до того легким касанием губ, что Катерина засомневалась: не померещилось ли?
– Кому тортик? – Алисия поспешила на подмогу сыну, и шок постепенно, одного за одним, как заложников, освобождал от себя тех, кто был у него взаперти.
Генри