Собирая по крупицам ад. Макс Риу
помогало выдержать весь этот ужас. Дом трясло, и я представлял, что это всего лишь землетрясение. Хотя если хоть немного пораскинуть мозгами, можно вспомнить, что при этом природном катаклизме нужно первым делом выбегать на улицу. Но так мне было спокойнее, тем более что в моем воображаемом мире дом был сейсмоустойчивым.
Это была приблизительно третья неделя конфликта. Фронт находился километрах в сорока от нас и стремительно приближался. Ежедневно и еженощно на город сыпался град боезарядов. От маленьких, которые поражали все и всех в радиусе десяти метров; до огромных, оставляющих от крепких зданий облака серой пыли и жгучего пепла. К этому моменту большинство домов в моем районе были еще целыми. Людей практически не было, кроме стариков, которые не захотели покидать дома, и военного патруля, контролировавшего окрестности. Токи я выгуливал только в темное время суток, и это было проблематично, так как была середина лета с короткими ночами. В темноте мы выходили из подъезда и перебегали через небольшую дорогу. В небольшой прогулочный парк с озером. Там я сливался с тенью ствола большого дерева, часто озираясь и контролируя близлежащее пространство, а собака бесшумно бегала поблизости. Если ночью часто бомбили, то мы выбирали время сразу после артобстрела. Десять минут хватало Токи для всех дел. Иногда она заигрывалась и мне приходилось ее подгонять. Собака с первого раза поняла, что сирена предупреждает об опасности, и при начале жутких завывающих звуков она вмиг оказывалась у входа в дом.
До войны она гуляла минимум два раза в день и, конечно, сейчас не могла вытерпеть целые сутки. Поэтому поначалу мучилась и долго ходила из угла в угол квартиры. Ее организм трудно принимал смену режима, а сама она, видимо, очень стеснялась и долго умоляла выйти в дневное время.
– Делай здесь, не терпи, – уговаривал я, периодически сажая ее в ванну.
Но она так ни разу туда и не сходила. Приходилось убирать за ней в комнатах. В эти моменты она ходила рядом, с опущенными ушами и хвостом. На морде проявлялись черты глубокого сожаления о содеянном.
– Ничего страшного, не переживай, – говорил я, промывая тряпку и подмигивая ей.
В какой-то из дней в кранах исчезла вода и стало жестче. О воде не думаешь, когда она всегда есть рядом, будто это что-то само собой разумеющееся. И вообще, очень много привычных, незаметных в обыденности, но как оказалось, крайне необходимых вещей, исчезли в это время. От еды и лекарств, до средств гигиены, связи и передвижения. Без них жизнь плавно перетекала в выживание.
Вода сначала пропала полностью, через пару часов полилась грязная жижа, после чего краны закашляли в предсмертной агонии и испустили скрипучий затухающий дух. Я, задолго до этого, побеспокоился о запасах и наполнил ей всю подходящую тару. Навскидку, воды должно было хватить нам с Токи на месяц. К тому же, теперь я не запрещал пить собаке из озера, в то время оно еще оставалось чистым. Запасы же еды, а это в основном крупы и спагетти, казались мне тогда довольно солидными, и я не переживал по этому